— Рихтер педант, помешанный на мелочах. Так вот, навещать пациентов можно лишь с девяти часов. Это его правило.

— Изверг, — констатировала я и начала медленно бродить по квартире. — Знаешь, я могу поверить в то, что это действительно твоя квартира.

— Почему? — заинтересованно спросил мужчина, поворачиваясь на стуле и внимательно наблюдая за моими движениями.

— Она такая же безликая, как домик, который ты купил по соседству со мной, — проведя ладонью по спинке дивана, отозвалась я и крутанулась на месте. — Здесь всё так же грустно.

— Правда? — Он тоже оглядел кухню и гостиную и пожал плечами. — Никогда не замечал.

— Здесь пусто. Нет личных вещей, каких-то безделушек, фотографий. Чисто, опрятно и скучно, — повторила я.

— У тебя всё иначе.

— Да, — кивнула я, вспоминая свой яркий домик, аккуратный палисадник, просторную кухню с десятком разных полочек, которые ломились от заготовок, связки сухих и ароматных растений над головой. Каждую вещицу и предмет интерьера я с любовью выбирала и покупала. — Наверное, это удел всех брошенных детей, воспитанных в государственном учреждении, где все общее. Стремление обрести дом, купить кучу всего, украсить его по своему вкусу и повесить табличку: «Это моё!» Место, где никто не смеет указывать и командовать. Личное пространство, которого так не хватало в детстве и юности.

— Я привык к аскетической жизни, — помедлив немного, признался Рой. — Сплошные командировки, переезды, поездки, когда радуешься просто кровати, на которую можно упасть и уснуть на пару часов.

— Понимаю. Есть дом родителей, где у тебя своя личная комната, в которой никогда ничего не менялось.

— Это точно, — улыбнулся он. — Они даже не убирают со стен плакаты, которые я повесил еще подростком. И кубки с медалями хранят.

Я не могла удержаться от ответной улыбки.

— А у меня нет. Поэтому я так дорожу своим домом.

— И не хочешь возвращаться в столицу.

— Нет, — я пожала плечами, — эта жизнь не для меня. Холод, шум, гам, постоянные скандалы и ощущение опасности. Теперь я точно знаю, что это мне не нужно.

Инквизитор ответил не сразу, обдумывая мои слова.

— Ладно, — произнёс Эртан, поднимаясь. — Пошли.

Я бросила взгляд на часы:

— Еще двадцать минут.

— Ничего. Рихтер переживёт.