Бледные глаза Нэ прищурились:

– Твоя мать испорченная, парень.

– Она не испорченная! – Релго был не менее вспыльчив, чем Лавиани.

– Ну поглядим, куда выведет ее дорожка. И не станет ли Ночной Клан лить горькие слезы. А теперь проваливайте, пока я не ударила вас тростью. Я устала.

И они проваливали, а потом возвращались. Снова и снова. Росли. Взрослели.

Однажды Шрев застукал старуху и Лавиани во время разговора в Персте.

– Отдай мне его, – сказала Нэ. – У него талант, какого не было несколько поколений. Я научу его быть человеком.

– А кто он сейчас, по-твоему? Обезьянка? Или очередная певчая птаха из твоей клетки?

– Он свет. Из него может получиться нечто выдающееся. В нем нет изъянов, которые есть в других, в том числе и в тебе. Отдай его мне. Знаешь же, что можно взять лишь одного ученика, когда им будет двенадцать. Отдай. Я о нем позабочусь и научу рисунку.

– Как научила Таллеса? Моего учителя? – ядовито спросила она. – Теперь он в могиле со всеми этими знаниями.

– Таллес не справился. А в твоего мальчишку я верю.

Она фыркнула с презрением:

– Ты, видно, совсем выжила из ума, Нэ. Я не отдам сына в руки безумной старухи.

– Все мы будем старухами. И все в той или иной степени безумными. Отдай. Он…

Возникла пауза.

– Ну? Продолжай.

– Он достоин лучшей жизни. Сильнейший в поколении. Если я научу его, то будет рисунок светлячков. Светлячки приносят удачу.

– Да хоть задницы герцога! Я не отдам свою кровь. И если ты с этими глупостями пойдешь к Боргу…

Вновь возникла пауза.

– Не пойду. Все должно быть добровольно. Как знаешь. Но мы обе будем плакать о том, чего не случится.