– Его вероломно убили наемники из клана Черепов под предводительством одного печально известного ронина, чьим именем, пожалуй, я не стану марать ваши уши, – взгляды людей устремились на представителей Дома Цапли, глава которого побагровел. – Однако этот без сомнения достойнейший человек уже отомщен. Три бравых воина не только сумели выследить негодяев, похитивших Сато, но и дали им неравный бой, из которого вышли победителями. К слову, они сейчас находятся прямо здесь, и я не без удовольствия назову их имена: Макото Такэга из Дома Змея. Кенджи… из Дома Змея. И Шуноморо Ямо из Дома Плюща.
Зал вновь загудел, словно встревоженный улей и теперь все внимание было приковано к их троице. Некоторые вытягивали головы, чтобы взглянуть на них хоть глазком. Кто-то смотрел на них с искренним уважением, кто-то недоверчиво качал головой, переговариваясь с соседом. А кто-то и вовсе не стеснялись в открытую тыкать пальцами, выкрикивая что-то сидевшим вдалеке знакомым.
Не сказать, чтобы Кенджи радовало столь живой интерес к его персоне. Он чувствовал себя диковинным зверьком, выставленным на всеобщее обозрение. Но вот Макото просто надулся от важности, изображая максимальное равнодушие, словно бы он целыми днями только и делает, что бьется с головорезами.
– Не ожидал, что слух о моем вступлении в Дом Змея разнесется с такой скоростью, – шепнул Кенджи.
– А ты думал, отец упустит такой шанс показать всем чего стоят воины Дома? – прошептал в ответ Макото и кинул осторожный взгляд в сторону Каташи, который с легкой улыбкой на лице выслушивал главу Дома Паука. – Будь уверен, он отправил гонцов в магистрат, едва мы успел выйти в коридор.
– Думаю, эти храбрецы принесут еще немало славы себе и своим Домам, – продолжил мужчина, когда шум вокруг немного поутих. – От себя же – и от лица владыки и всего императорского двора – хочу поблагодарить их не только за избавление всех нас от этой шайки головорезов, но и за то, что они сумели доставить в столицу тело господина Сато, чтобы воздать ему последние почести. Его похороны состоятся завтра с первыми лучами солнца под ветвями Великого Древа, какова и была его последняя воля.
Он откашлялся и пригладил бороду, будто собираясь с мыслями.