Идущие самотеком клиенты, авантюры с Артуром, принявшим мои сложности очень близко к сердцу, отказ от всего, от чего только можно, лишь бы не падать в голодные обмороки. Но нужную сумму за две недели, прошедшие после похорон, я так и не набрала.

Складывая монеты в кошельки, сонно вспоминала недавний случай с прилюдным самосожжением. Какой-то сумасшедший или просто отчаявшийся раскидал по городу листовки с указанием времени и места, где он собирался свести счеты с жизнью с помощью пламени. Охочий до зрелищ народ шел, платил какую-то мелочь, чтобы попасть на огороженное поле. А когда набралось достаточно людей, тот сумасшедший облился маслом и пошел к горящему факелу. Самоубиться ему не дали. Оттащили, содрали с него одежду, но народ получил зрелище, а тот человек — деньги.

Наверное, если совсем прижмет, такой трюк поможет быстро погасить ссуды, жаль лишь, что вряд ли кто-то будет спасать меня. Даже если приплатить. Некромантка, злая ведьма, скверна из преисподней во плоти! А без меня Нинон пропадет. Ей всего четырнадцать. У нее ничего не останется, кроме фамилии, разрушающегося поместья, едва обеспечивающих себя земель, красоты и образования, весьма далекого от окончания.

Умостив кошельки в матрасе, легла спать. Спрятавшись от тревог под одеялом, подумала, что новый день обязательно станет удачным.

Проснулась разбитой, будто всю ночь буйных призраков утихомиривала. Холодная вода взбодрила, вернула неизменно боевой настрой. Осанка настоящей леди, величественно поднятый подбородок, две тугие черные косы, лежащие на спине, традиционно черное платье с целомудренным вырезом — и никто не догадается, что я вчера ничего не ела, да и сегодня вряд ли придется.

Снова повторив молитву о богатом клиенте, который поможет выпутаться из силков займов, вышла в кабинет. Пока есть время, нужно заполнить бланки для налоговой. До нового года всего два месяца. Если подам бумаги после праздника, начислят пеню.

За окном шел дождь, ветер пытался оборвать с клена последние пестрые листья, те мужественно держались из последних сил. Прямо как я. Запах дешевых чернил неприятно горчил, но его перебивал отвар сушеной мяты, который я пила вместо чая и еды.

Часы на церкви неподалеку многозначительно пробомкали полдень. Дверь распахнулась, и на пороге появился единственный человек, которому я радовалась больше, чем клиенту.

Жизнерадостная Джози, работавшая у меня год назад, была одной из очень немногих не боявшихся жуткой колдуньи-некромантки и, как оказалось, устроилась ко мне вовсе не из-за безденежья, а из любопытства. Давно поседевшая круглолицая женщина, мать четверых детей, пятикратная бабушка и даже один раз прабабушка единственная знала обо всех моих трудностях, единственная поддерживала меня и мою веру в людей.