Светлый фон

Мамин голос постепенно растворяется в глухом пространстве, а я не сразу могу разжать губы, чтобы не разреветься, пока рассматриваю потолок своей спальни.

Жестокий сон. Казалось, я уже смирилась, научилась жить в новой реальности, но воспоминание во сне было таким живым, что хотелось расплакаться, ответить родному человечку. Глупая я была, так редко ездила домой, даже когда выпадал нечастый выходной… Это ведь совершенно не то, когда на встречу с мамой приезжаешь к ней на работу и интересуешься у ее секретаря, не занята ли она, свободна ли она от деловых встреч в этот момент.

Как многое я бы сейчас отдала, чтобы хотя бы просто суметь сказать ей пару слов? Дать понять, что жива, все так же люблю ее, спросить, все ли с ней хорошо.

А сколько за то, чтобы вновь ощутить вкус ее стряпни… Воспоминания о нем вообще затерялись где-то в детстве. С развитием бизнеса мама все меньше уделяла внимание домашним делам, полагаясь на поддержку бабушки, а потом вообще смогла позволить себе домработницу. Хотя тетя Варя тоже вкусно готовила, но это ведь не мама.

Переманить бабушку из ее «домика у леса» в новоприобретенный «домик» маме не удалось, хотя там место хватило бы всем. У бабушки были глубочайшие корни с местом ее рождения, домиком, в который я ехала в момент, когда попала в этот мир. А в нашем новом доме поселились и тетя Варя, и отец дяди Гены, позже сам дядя Гена, когда устроился водителем к маме вместо его отца, и многие другие.

Повзрослев, я съехала без угрызений совести, что оставлю маму в этом доме в одиночестве. Все работники давно стали нам как родные. А когда не стало бабушки, мне вообще стало сложно возвращаться как домой, так и в домик у леса… В последний, правда, все равно ноги приводили. Непонятная форма мазохизма, но я там чувствовала энергетическую подпитку для себя.

Стараясь прийти в норму, я медленно считаю в уме цифры, выравнивая дыхание. К чему слезы? Можно представить, что мы в разных странах, а не мирах. Мы не можем увидеться и поговорить, но значить друг для друга меньше от этого не станем.

Тихий шорох, как оказалось, вполне нарочный, заставил меня быстро переключить сознание на окружающую остановку. Не решающийся пересечь границу моей спальни, вероятно, заметив мое состояние, Эсфир безмолвно подпер стену плечом, чуть отодвигая штору и впуская лучи утреннего солнца.

— Привет, — без удивления в последний раз шмыгнула носом и потерла глаз, будто бы только проснулась. Кажется, я начинаю привыкать к вечному присутствию этого дракона. — Давно ты здесь?

Дракон, конечно же, ничего не ответил, только слабо дернул головой, будто бы склонив голову на бок и скрестив руки на груди. В целом, его поза, подпирающая стену, казалась расслабленной. Даже чересчур, я бы сказала… Не помню, чтобы стражники себе такое позволяли, это скорее присуще Ша-Энгу, но, как ни странно, в Эсфире меня это привлекало.