— Тебе можно? — спрашивает вдруг Смира. Про диван, что ли? Киваю:

— Можно. Ты если устала, тоже можешь отдохнуть, хозяйка против не будет.

— Точно? — переспрашивает со страхом.

— Точно, — говорю уверенно. — Она в этом плане нормальная.

— А в остальных? — интересуется, аккуратно садится, с тревогой поглядывает в сторону дома. А в остальных вообще лучшая, но не могу этого сказать. А то как расспросит тебя Халир…

— Хозяйка злится, когда я её обсуждаю с кем-то, — говорю. Кивает понимающе. Заводит речь о своём новом пульте, о том, как боится, что один из дружков хозяина остался недовольным, а то она уже слишком устала. Молчу, слушаю, хоть и отвлекает от попыток разобраться в программе. Девчонкам часто бывает нужно выговориться, давно привык. Успокаиваю как могу. Осторожно расспрашивает, чего ждать от хозяйки, часто ли она рабынями пользуется, пожимаю плечами, в том плане, что Тали сама всё расскажет. Знаю, чего тебе точно не ждать, но сказать тоже не могу.

Тамалия

Столько всего нужно обдумать, а я как дура стою возле окна, не зажигая свет, чуть наискосок, чтобы снизу не видно было. И ревную, как девчонка. Сидят там, болтают, и хоть сотню раз уверена: Антер знает, о чём можно говорить, а о чём лучше помолчать, но успокоиться никак не могу.

Не могу избавиться от дурацких мыслей о том, что бывшая рабыня наверняка поймёт его лучше, чем бывшая хозяйка, и говорить с ними легче, наверное. И чувствует он себя мужчиной, а не рабом. И что я, чёрт возьми, стану делать, когда он захочет полностью от меня освободиться? Наверняка же захочет, зачем ему эти напоминания. Вопрос времени.

Наверное, до сих пор я не осознавала с такой ясностью, что никогда уже не смогу вернуться к предыдущей жизни. Приехать в пустой дом, где не будет его, радоваться каким-то глупостям, ощущая их лишь отголосками настоящих чувств и эмоций, настолько сильных, что, кажется, пронизывают всю мою сущность до самой бесконечной глубины. Сердце кричит, что оно этого просто не выдержит, и, по-моему, даже «циник» согласен с ним, как никогда. Все его разумные доводы вдруг кажутся такими ненастоящими.

А самым настоящим оказывается этот мужчина, каким-то образом заполнивший каждый кусочек свободного пространства в моей душе, каждую частичку моего мира, словно недостающий фрагмент мозаики, вставший на своё место, сделал её полной и неделимой.

Вот он, совсем близко, сидит на испачканном садовом диване в свете неяркого мерцания защитного поля, рядом с элитной постельной девчушкой. Так бесконечно далеко.

Ладно, если она не хочет убирать, пускай ложится спать. Не могу смотреть, как они мило болтают и улыбаются друг другу, как Антер даже чуть проводит рукой по её плечу. Успокаивает, наверное.