— Ну-ну, рассказывай, это на те самые, когда ты чуть не снес центральную башню Академии драконов? Решил натянуть на ней свой флаг, чтобы перед юными студенточками выделиться? Да, Хашер? — желчно уточнил Дамрис. — А штормовой весенний ветер в расчет взять забыл…

— Или, — вмешался мой свекор Карлсон Черный, наступая на моего дядюшку черной тучей, — когда чуть война с гоблинами не случилась, ведь группа пьяных в хлам драконов во главе с Хашером Синим решила подшутить над гоблинами. Заморозили дорогу к посольству и хохотали над размахивающими руками и ногами коротышками…

— Или…

— У меня отличная память! — рявкнул Хашер, потемнев чешуей, ему явно стыдно и неловко.

— Пап, это правда… — восторженно заинтересовался проделками отца Тайрен.

Договорить ему папа не дал, окинул нас хмурым взглядом, пыхнул жаром и зло проревел:

— А ваша тройня вообще чуть всю Академию не разнесла! Мне Лейтар такой счет выставил за ремонт корпуса Темных искусств, что на эту сумму новую академию построить можно…

— Есть в кого! — ядовито заметил Дамрис.

— Что? Это не мы, это все он… — с обидой и, как обычно, одновременно возмутились мы с братьями, тыкнув в Келео чешуйчатыми лапами.

Мой муж, забыв про недавнюю вселенскую ярость и обиду якобы «брошенки», снисходительно закатил глаза. Правда, черные жгуты его магии сомкнулись вокруг моей драконицы теснее.

— Ха, я же говорил, что ты мутный дракон и моей дочери не достоин, — быстренько сориентировался Хашер, заставив меня скрипнуть клыками от злости уже на себя.

— Я люблю ее, понял! Люблю больше чести и гордости! Люблю больше, чем саму Тьму и любые сокровища мира! Люблю больше жизни! — в этот раз без злости, пафоса или претензий отчаянно выдохнул мой обожаемый черный дракон, словно потерял терпение и забыл про свои же ограничения.

Хорошо, что крылья сами по себе работали, удерживая меня в небе, а то рухнула бы на землю от полного ступора, крайнего изумления и дичайшего, затмевающего все разумные мысли восторга. Хотя, нет, не рухнула бы, ведь мой любимый крепко держит меня невидимыми «веревками». Развернулась мордочкой к нему, коснулась лапкой черной головы и выдохнула счастливо:

— Келео, мой любимый… истинный…

Мою драконью романтическую сказку испортил раздраженным замечанием Бран:

— Как же я не люблю такое вот соплежуйство: милый, дорогой, любимый…

Терпению Келео, видимо, пришел конец. Развернувшись, он в буквальном смысле разверз вместо пасти настоящую бездну и злобно дунул в морду собственному ошарашенному дяде Мраком. Когда мрак рассеялся, испуганно отпрянувшим в стороны «зрителям» предстал частично лишенный чешуи, весьма сконфуженный Бран.