Хоронить в море не стали. Здесь день и ночь свирепствует настоящий прибой – быстро назад все выбросит. Вырыли неглубокую могилу на краю пляжа, в той стороне, где океан, сложили в нее все, что смогли найти, закопали. Вместо могильной плиты Кирпич воткнул ноутбук. Вещь ценная даже в нерабочем состоянии, но никто и не подумал возразить против такого расточительства.

Замерли рядом с холмиком, уставились вдаль. Там, до самого горизонта, ветер срывал пену с барашков на гребнях волн, оттуда на пляж раз за разом накатывались опадающие валы. С тоскливыми криками носились морские птицы, справа в глаза било чужое солнце, уже намекавшее, что скоро наступит пора короткого тропического вечера.

– Сейчас бы сесть на корабль и поплыть, – мечтательно произнес Кирпич.

– Куда? – не понял Ботан.

– Да хоть к чертовой прабабушке… Какая тебе разница, куда? Лишь бы отсюда подальше… Где диксы не жрут правильных девочек, где нет «черных кораблей» и невидимых конвоиров, где люди не режут друг друга почем зря из-за копеечного барахла или даже просто так. В тюряге мы, каждый на своей узкой шконке, а мне свободы хочется. Ее все люди должны хотеть. Вот ты, Максимыч, разве не хочешь?

Макс молча кивнул.

– А ты, Ботан?

– Спрашиваешь! Хочу!

– Динка, успокоилась? Вот и хорошо. Ты ведь тоже свободы хочешь, чтобы далеко-далеко… Да?

– Она, наверное, не хочет, – неожиданно для всех твердо произнес Макс.

– Почему? – тупо удивился Кирпич.

– Она и так свободна. Она не человек. Она – наблюдатель с «черного корабля».

Глава 32

Глава 32

Разорвись на берегу бомба – эффект вышел бы гораздо скоромнее, чем от нескольких странных слов, произнесенным тоном, в котором нет места шуткам. И Кирпич, и Ботан были людьми молодыми, но повидать успели столько, что немногим взрослым доводилось. Еще толком не решив, сошел Макс с ума, ошибается или действительно выдал потрясающую тайну, оба синхронно шагнули в стороны. Кирпич вскинул автомат, взял Дину на прицел, Ботан с двух суетливых попыток сумел взвести арбалет.

Дина стояла не шелохнувшись и не обращая внимания на агрессивное поведение товарищей, отделенных от нее стеной невероятных слов. Складывалось впечатление, что она даже не поняла, о чем шла речь, – все так же смотрела вдаль, на недостижимый морской горизонт. Рот ее забавно приоткрылся, придав лицу какое-то детское выражение. Будто ребенок увидел неотразимую в своей привлекательности игрушку, а достать не может.

Немая сцена продолжалась недолго. Если Ботан с перепугу язык проглотил, то Кирпич долго молчать был неспособен физиологически. Облизав пересохшие губы, он хрипло, еле слышно, произнес: