– Только не ври мне! – голос майора строг и, по-начальственному, грозен.

– Ну…, да… – отвечает пухлый милиционер, немного краснея при этом.

– У тебя секунда, Иванов, чтобы его сюда принести. Время пошло!

Слышится дробный топот. Это Иванов со всем рвением, пытается уложиться в установленные сроки. В секунду конечно не попал, но вернулся меньше, чем через минуту. В руках держал достаточно объёмный газетный свёрток. Сквозь бумагу кое где жирные пятна проступили.

– Давай сюда. – Майор конфисковал провизию. – Свободен, старлей.

– Так это… Вячеслав Сергеевич…

– Иванов! Вот, что тебе не понятно в слове «свободен», а?

– Ээээ… – не нашёлся с ответом розовощёкий «опричник».

– Не «эээ», – шевелит бровями начальник. – А свободен, говорю! Продукты изымаются в пользу нуждающихся. Считай, что у тебя сегодня постный день.

– А… – упорствует бедолага.

– Ааа, будешь возмущаться, – руководитель продолжает измываться, – отправлю на пересдачу нормативов. Дуй на рабочее место и чтобы к вечеру все отчёты были у меня на столе. Понял? Вопросы?

– НикакнеттащьмайорЕстьневозмущатьсяЕстьотчёты! – как из пулемёта, на одном дыхании, без пауз, сыплются доклады об уяснении вводных.

Старлей буквально испаряется из дверного проёма. Прямо магия какая-то. Был и вдруг исчез. Вот, что нормативы животворящие с людьми делают.

– Видал, Виталич, каких орлов воспитываю?! Ещё б жрали некоторые поменьше, да работали побольше. А ты давай, дочка, не стесняйся. Налетай смело. Да, не красней ты так! С него не убудет, не переживай. Не помрёт он с голоду. Ему ж только на пользу.

Мне, действительно, неудобно до чёртиков. Ещё и парня ради меня голодным оставили. Деваться некуда. Откажусь если, это ж получится, что зря пацана на харч развели. А кушать, действительно, хочется сил нет.

Сижу. Жую бутерброды с сыром и ветчиной, да заедаю холодными котлетами и сваренными вкрутую яйцами. Вкусные, к слову, котлеты-то. А тут, как раз, и чай подоспел. Мне его в гранёном стакане с подстаканником подали. Ещё бы лимон к нему… Но это уже совсем с моей стороны наглость будет, если начну привередничать. И так накормили от пуза, хотя не обязаны были.

– Ты прости нас, Саша. Ладно? – вдруг ни с того, ни с сего извиняется МЧС-ник.

Я аж поперхнулась от этого заявления. Это, ведь, не ему, а мне каяться надо. Смотрю на мужика круглыми глазами и с набитым ртом. На испуганного хомяка, наверное, в тот момент похожа была. Щёки-то оттопырились, ибо трескала от души.

– За что? – проглотив и прокашлявшись отвечаю.

– За то, что не поверили тебе. За то, что чуть мужика твоего не угробили. За вот это всё… – дядька обводит руками.