Здесь же уже лежали дары — туши животных, лепешки, меха и шкуры. Стояли старейшины, воины, горожане, Трин в белом плаще и… Рагнвальд. И мне показалось, что за эту ночь он стал на десять лет старше. Он скользнул быстрым взглядом по мне и Кимлету, стоящему рядом.
Шагнул ко мне, но его остановил конухм:
— Рагнвальд, рассвет наступил! Нельзя прикасаться к деве!
— Я не могу последний раз обнять свою лирин? — прорычал риар.
Старик конухм переглянулся с другими ильхами и неуверенно кивнул. Но Рагнвальд уже не смотрел. Он сгреб меня, прижал к себе. Ледяные губы коснулись виска. Мне казалось, что меня обнимает сама зима. Он стоял неподвижно и, кажется, даже не дышал. Лишь под моей щекой очень быстро стучало его сердце.
— В корнях кедра — укрытие, — почти неслышно шепнул риар.
И рука, коснувшаяся моего бока под белой шкурой, тоже была холодной. Меня что-то кольнуло под плащом, и Рагнвальд отодвинулся. Посмотрел в глаза — долго, тоскливо. Отвернулся и отошел.
Зато бросилась Тофу.
— Как же так? — женщина прижала меня к своей мощной груди. — Как же ты так, милая?
— Тофу, прекрати! — окликнул конухм.
— Не надо, — шепнула я, все еще ища взглядом Рагнвальда. Но он на меня больше не смотрел. Словно уже попрощался…
— Молись перворожденным, Энни!
— Я постараюсь, Тофу. — В молитвы я мало верила.
— Солнце встает, — напомнил конухм. — У кого веревки? Верн, вяжи ты, у меня узлы уже не те…
Трин зашипела, когда великан со сбритыми на висках волосами связал запястья девушки за спиной. Потом он обвязал ее лодыжки и закрепил веревку на кольце в скале. То же самое проделали и со мной.
А после мужчины ушли.
Я пошевелилась, пытаясь принять удобную позу. Руки затекли моментально. Оказывается, стоять связанной — это довольно сложно!
В боку снова что-то кольнуло. Словно там была… льдинка. Или нож!
Я покосилась на Трин. Ее лицо было бледным, но черные глаза, как обычно, сверкали. Не глядя на меня, она бросила:
— Иногда дикая стая разрывает дев прямо на месте. Хёгги отрывают руки и ноги, так что дева истекает кровью, но остается живой. Иногда жители находят останки избранниц Билтвейда… Жуткие останки! А иногда хёгги уносят дев на вершину. Моли перворожденных, чтобы сразу умереть. Говорят, полет в лапе хёгга — ужасное испытание. Он ломает деве ребра, и они протыкают внутренности!