Светлый фон

- Ха-ха-ха-ха!

Народ вокруг с чего-то начал аплодировать, а я просто замер, не зная, что и делать дальше. Люди улыбались мне, благодарили, хвалили в них не было страха, ненависти или неприязни, лишь что-то теплое и душевное. Привыкший к негативу в свой адрес я просто растерялся, не зная, что и делать, а друзья вокруг лишь посмеивались и подбадривали.

Людвиг, Велли, даже Гарскар одобрительно хлопали, и вечно недовольное лицо бабули Дагоры можно было увидеть с веселой улыбкой, как и её секретарь и помощник рядом. Тут были все кого я знал.

- Думаю, такому охотнику нужно настоящее имя, - вновь взял слово Военный лидер. – Мы благодарны тебе за помощь, Чернорук.

- А? Это же… - только что осознал я.

- Еще не слышал? Тебя уже полдня народ иначе не называет! Да, это твое охотничье имя, Максвелл Чернорук!

- Чернорук! Чернорук! Чернорук! Чернорук! Чернорук! Чернорук! Чернорук! Чернорук!

Я стоял посреди огромной толпы охотников и стражников, а вокруг люди скандировали только одно слово.

Мое имя охотника….

Эпилог.

Эпилог.

- На выход, - прозвучал холодный голос, когда дверь в комнату открылась.

Хлоя Тортец молча вышла и на нетвердых ногах последовала за мужчиной по темному коридору. Внутри девушки все дрожало, она ужасно боялась, но словно на поводке послушно шла следом, даже не думая пытаться бежать или сопротивляться.

На ней даже наручников или цепей не было, настолько никто не воспринимал её как угрозу, а потому даже пробовать брыкаться нет смысла. Это уже неизбежно…

Когда её нашли сразу на выходе из поезда, то быстро притащили сюда, а после заперли на целый день в пустой комнате с небольшим окном. Она думала, что её бросят в камеру или клетку, но смысла в этом просто не было. Даже если бы она открыла окно и вылезла, то девушку бы или схватили, или она сама померла бы от холода снаружи. Подобная погода все равно еще минимум недели две будет идти, и бежать некуда.

«Мне конец…»

«Мне конец…»

Она уже не плакала. Слез уже не осталось, лишь горькое отчаяние неизбежной судьбы…

«Может, все же меня пощадят? Если бы хотели убить, то давно бы прикончили».

«Может, все же меня пощадят? Если бы хотели убить, то давно бы прикончили».