— В другой раз, — настаивал он.
— Другого может и не быть, — невесело усмехнулась я, отворачиваясь.
— Почему с тобой так сложно? Ведь я не причиняю тебе боль!
— Ты хочешь так думать.
— Поверь, если бы это было так, поцарапанным пальцем бы ты не отделалась! — запальчиво вскрикнул он.
— Ты считаешь, что только тело должно бояться?
— Что ты знаешь о боли, ребёнок? — он усмехнулся и грубовато дёрнул меня за руку.
Внезапно пространство сузилось до яркой точки и я стала оседать на песок. Отец подхватил меня, но его присутствие было каким-то нереальным. Зато дыба к которой меня привязали была слишком настоящей. Я едва доставала пальцами ног до пола. Кровь пропитала рубашку и вязкими каплями стекала вниз. Прямо передо мной на постаменте лежал растерзанный окровавленный…кто-то…
— Рина, вернись. Очнись, детка, — голос тревожил и тянул к себе.
Люди в балахонах обрезали верёвки и сорвавшись с перекладины на колени я завыла от боли. Ползти было так сложно, но тот кто умирал не мог ждать. Он умирал.
— Подожди…
Распахнув глаза я закричала. Повелитель держал меня крепко, но его изменённое лицо в нескольких сантиметрах от моего лучше любых слов показало мне, что он видел всё вместе со мной.
— Детка… — потрясённо шептал он, гладя меня по волосам, — Я не знал…я бы не позволил… не допустил…никогда.
— Тебя никогда не было рядом и ты делаешь похожее сам, — просипела я, отталкиваясь от него и пытаясь подняться.
— Рина…
— Ничего не изменилось. Я всё ещё непокорна, а ты уверен, что прав. Не обманывайся, я это читаю в твоей душе, — шатаясь я пошла мимо конвоя и застывших высших, — Когда я найду способ уйти, то никто не посмеет сделать меня своей вещью.
— Рина…
— Ненавижу!
— Дочь!
— Не смей меня так называть! — выплюнула я со злобой, — Мой отец — человек, воспитавший меня. Моя семья — та, что не отвернулась от меня когда я убила и которая верила в меня, позволяла мне жить. Высшие забрали их, стёрли меня из их памяти, обезличили. Вы не оставили мне ничего, кроме ошейника, который не позволяет мне быть свободной и твоей воли, на которую мне плевать. Никогда я не стану твоей собственностью или этих, которых даже не помню. Я скорее сдохну, чем стану принадлежать тому, кто не знает, что такое тепло, забота, любовь. Это не для вас, знаю, но тогда и вы не для меня. Высшие, — презрительно сплюнув я задрала подбородок, — вы никогда не дотянетесь до человеческого уровня.