— Что-о-о? — взгляд у командира был ошарашенный донельзя.

— А ты что, командир, не замечал, что вслух говоришь? — теперь пришла очередь удивиться бойцу.

— Не-е-т… — вид у командира был растерянный.

— Так вот, — решил не заострять на этом внимание его подчиненный, — я и говорю! Там что-то другое происходит, не то, что все думают! Хоть, честно говоря, я тоже сначала подумал об этом… А потом понял — нет, это что-то другое!

И боец весело улыбнулся.

— Но, нужно сказать, что выглядит очень похоже!

— А с чего ты вдруг заключил, что там происходит не то, о чем мы все думаем? — уже с интересом поглядел на него командир.

— Ну, во-первых, наша хозяйка не из тех, кто будет этим заниматься настолько демонстративно. Да я вообще сомневаюсь, что она может этим заниматься не с законным мужем, а с посторонним человеком. А, во-вторых, если вы дадите себе труд проследить за тем, как эта бандура качается и сравнить с тем, как она раскачивалась бы, если бы они там занимались «этим», то вы сразу поймете, что то, что они там делают, с «этим» ничего общего не имеет! И, наконец, в-третьих, я пару раз слышал приглушенный смех, совсем на грани, но ты же знаешь, командир, у меня очень тонкий слух, за что и страдаю постоянно!

— Это ты-то страдаешь?! — возмутился повеселевший командир, быстро отметивший правоту слов его подчиненного, насчет раскачивания «бандуры». — Да тебе обычно все плюшки достаются, если только ты свой длинный язык не распускаешь!

— Ну, да, ну, да! — саркастически ухмыльнулся воин. — Зато, если что-то не то скажу, то уже не плюшки, а плюхи прилетают!

Командир многозначительно ухмыльнулся, но ничего не ответил, а пошагал дальше, но уже не теребя свои усы и оставив в покое свой меч.

* * *

А в карете, которую столь тщательно охраняли, пожилой воин забавлял молодую даму тем, что стоя на полу кареты, расставив ноги и перенося свой вес с одной на другую, потихоньку раскачивал карету, все увеличивая амплитуду.

Дама, полулежавшая на подушках, разбросанных по сиденью, наслаждалась качанием, иногда радостно хихикая.

Наконец, последний раз качнув карету, мужчина тяжело опустился на сиденье напротив женщины, и виноватым голосом сказал:

— Простите, баронесса, но старая рана дает о себе знать, а мне сегодня еще столько нужно сделать!

— Простите, командир! — с явно слышимым раскаяньем, повинилась женщина. — Я не должна была так поступать!

— Да ладно вам, баронесса, — поспешил успокоить ее воин, — вы чуть старше моей дочери! Вот, позабавил вас, и как будто дома побывал!

— Вы так скучаете по семье? — как-то очень тепло спросила баронесса.