Вот уж глупый вопрос.

— Делаю — что?

— Позволяете убить себя за незнакомого человека?

— Во-первых, я же сказал — потому что вы платите. А во-вторых, кто сказал, что я позволю себя убить?

— Но… если… вдруг… он убьет вас… я же… возьму грех на душу! Вы должны знать хотя бы за что!

Дама переживает за себя. Понятно.

— Вы так спрашиваете, миледи, как будто хотите, чтобы он всё-таки убил не меня, а вашего сына? Как-то путано, не находите?

— Нет! Нет! — и она снова прижала платочек к глазам.

Каждый раз одно и то же. У него же на лбу написано — ему плевать! Но им надо излить душу. Извиняются, что ли, заранее… Вдруг его убьют? А ей потом гореть в очищающем пламени или в смоле вариться, или куда там ещё отправляет грешниц святой отец на утренних молитвах и проповедях в храме! Можно подумать, от того, что он будет знать причину убийства, оно от этого перестанет им быть. Да и не верит он в очищающее пламя. Пламя не очищает…

Но дама снова хотела зарыдать, и он смягчился.

— Ну, хорошо, хорошо. Так что сотворил этот глупец — ваш отпрыск?

— Он не глупец, он — умный мальчик! Он в университете учится у парифика Сирда, он станет астрологом! И он… он вступился за честь дамы!

Хреновым астрологом, видимо, раз вступился за… честь дамы, не сверившись со звездами.

— Вот и скажите, миледи, как умный мальчик мог вступиться за столь эфемерное нечто, как честь дамы?

— Вы — невоспитаны!

— Я? Плохо воспитан. Факт. Только из нас двоих идиот не я, а ваш сын. Хоть и будущий астролог. Это, надеюсь, была хотя бы его невеста? — спросил Рикард устало.