Тем не менее, от слов Хозяина что-то происходило с Горами. Потому что сперва в их недрах зародился какой-то неясный гул. Потом края Расщелины мелко задрожали, роняя вниз мелкие камни. Затем низкий, набирающий силу и, кажется, доносящийся из самых глубин гул стал таким могучим, что у наблюдающих отчетливо заныли зубы. Грохот камней, падающих с гор, становился все громче. Земная дрожь — все отчетливее. Наконец, фигура Хозяина вспыхнула ослепительно белым светом, расплылась, размылась и едва не растворилась в яркой вспышке, ударившей из его сомкнутых на земле ладоней. А потом Горы шумно вздохнули, как-то резко встряхнулись и прямо на глазах изумленных людей начали смыкать Айдову Расщелину, как если бы у них вдруг появились силы зарастить, исцелиться и избавиться от этой давней раны.

Сколько это длилось, пораженные до глубины души люди не смогли бы ответить. Быть может, мгновение. А может, и целую вечность. Прямо на их глазах творилось настоящее чудо. По каким-то причинам прямой проход в Степи внезапно начал закрываться, отсекая проклятые богом земли от свободного Валлиона. Горы кряхтели, натужно стонали, содрогались до основания, с усилием смыкая края этой болезненной язвы. А когда проход полностью закрылся, выпустив в небеса многочисленные струйки черного пепла, то точно такие же струи внезапно вспыхнули по всем их склонам. По всем уступам. Брызнули изо всех мало-мальски глубоких щелей и пещер. Отовсюду, где еще прятались и пережидали светлое время Твари. Везде, где они рискнули затаиться. Но рискнули бесполезно — необычная сила Хозяина выживала их из всех нор, изо всех дыр, из-под каждого камня. Просто выжигала, как благословенное, живительное и смертоносное для нежити солнце. До тех пор, пока Горы, наконец, не вздохнули свободно и не расправили свои отлогие склоны, с облегчением очнувшись от многолетнего сна.

Однако на этом Хозяин не остановился: отняв руки от земли, он неожиданно сел, скрестив ноги и странно сложив пальцы в щепотку, а потом вдруг поднял лицо к безоблачному небу и… запел. Невероятно чистым, легким, поразительно звенящим голосом, который уже очень и очень давно не радовал эти суровые скалы. От него у каждого, кто только оказался рядом, начинало взволнованно колотиться сердце. От него становилось легко на душе. От него уходили печали, тревоги, сомнения. И в нем растворялось былое недоверие ко внезапно ожившей сказке.

Под изумленными и неверящими взглядами прямо на голых камнях начала пробиваться свежая, изумрудно зеленая трава. Она стремительно разрасталась, отвоевывая для себя все новые и новые пространства. Она немедленно пошла в рост. Она, как живая, вдруг полезла на безжизненные скалы, и в считанные мгновения все Горы, насколько хватало глаз, покрылись совершенно новым, радующим глаз, зеленым покровом. Они ожили, как могли бы сказать поэты. Они по-настоящему ожили. После стольких лет забвения. После стольких веков ожидания. Но они все-таки ожили. И теперь с какой-то необъяснимой нежностью смотрели на склонившегося у их подножия человека, благословляя его и молчаливо благодаря.