Умирать было страшно. Почти каждый раз. Поначалу.

Несомненно, многое зависло от способа, но чаще всего смерть оборачивалась сюрпризом, поэтому в какой-то момент Кэйлин перешла грань обычного страха. Появился новый – с примесью обреченности, щепоткой рутинности и долей любопытства.

В неудачные дни Кэйлин могла умереть раз десять. В начале, сразу после Моста, число было намного больше, однако, умирая чаще и чаще, Кэйлин приобретала определенный опыт. Нельзя не освоить парочку трюков, если часто проделываешь один и тот же фокус. Некоторые желания Кэйлин научилась игнорировать: в хорошем расположении духа исполняла особо понравившиеся, в плохом – не слышала ни одно. Желаний было много: разной силы, разного рода, разного происхождения. Вскоре Кэйлин поняла, что может сопротивляться почти каждому, которое слышит. Те же, что оставались недоступны для ее обострившегося неживого слуха, влекли за собой очередную неожиданную смерть.

Элизабет Рихель возникла перед Мертвой Кэйлин сразу после того, как та очнулась в кустах под фонарным столбом. Очередное неслышное, удивительно сильное желание привело к тому, что автобус восемьдесят восьмого маршрута сбил Кэйлин, торопившуюся на свое ежедневное созерцание закатного солнца. Водитель даже не заметил глухого удара: ему давно мерещилось, будто он чуть ли не еженедельно кого-то сбивает, так что пришлось походить к психотерапевту. Доктор Рита Шпенцель убедила его, что во всем, конечно же, виноват его отец. Узнай это Мертвая Кэйлин, она бы только посмеялась: она неплохо знала родителей этого парня, они часто давали ей деньги за уборку осенней листвы с лужайки.

Маленькую Элизабет Кэйлин тоже знала довольно давно: они жили на одной улице. Отец девочки Кэйлин не нравился – насчет лучшего мира он слегка приврал, – но сама мисс Рихель была разумной леди, что и доказала сразу же, едва увидела хромавшую за забором знакомую в забрызганной кровью юбке и порванной рубашке.

– Лиам рассказал, как тебя на заднем крыльце его дома загрыз волк. Клялся, что клыки были «вот такенные» и кровь повсюду… Еще и заикался. Я думала, он не врал.

– Привет, Элиза! – Кэйлин знала, что Элизабет не любит, когда ее имя сокращают до почти вульгарного «Бэтси» или «Лиззи». – Лиам, конечно, славный мальчик, но воображение у него чересчур богатое.

– У тебя тут стекло торчит. – Элиза пальцем указала себе на висок.

Кэйлин, словно в этом не было ничего необычного, вытащила из головы осколок. Автобус задел ее лишь слегка, но как же неудачно разбилось зеркало заднего вида.