— Господин, Хильда вас видеть не желает. Говорит, чтобы вы шли к себе.

— Открой дверь, — настоял Волков.

— Она говорит, чтоб вы жену себе завели, и к ней больше не ходили, — донеслось из-за двери. — Она вам боле давать не будет.

— Ах вот как, — с угрозой сказал кавалер, и ухмыльнулся.

Больше ничего говорить не стал, а пошел вниз, туда где, стараясь не греметь мыла медную сковороду Марта. Марта увидев его, немного перепугалась, перестала тереть тряпкой сковороду, а Волков подошел к ней, взял за локоть, и забрал из рук сковороду, положил ее на стол.

— Господин, — тихо произнесла Марта, испуганно глядя на него.

А он потянул ее к лестнице, складывала руки, словно умоляла, теряла деревянные башмаки на ступеньках и чуть упираясь, повторяла все время:

— Господин… Господин…

А он не слушал ее, тянул наверх, завел в покои свои, а она все твердила, вроде как умоляла, трясясь от страха или еще отчего:

— Господин, господин…

Он подвел ее к кровати, повернул к себе спиной, толкнул на кровать, поставил ее на колени, на самый край, задрал подол, и с удовольствием, не спеша взялся за женский ее зад. Ее зад был не так хорош, как у Брунхильды, худа она была, и пятки ее были черны, но ему сейчас было все равно. Он ее хотел, хотел и взял, не спеша и с удовольствием, а она так и повторяла тихо все время:

— Господин, господин мой…

После он завалился на кровать, и лежал, а она поправляла платье, и даже в свете свечи он видел, как раскраснелись ее щеки.

— Дай мне кошель, — сказал он, указывая на комод.

Она подала, он не глядя запустил в него руку, и, не считая вытащил кучу мелочи, меди и мелкого серебра, протянул ей. Марта схватила деньги, прижала к груди, поклонилась.

— Ступай, я спать буду, — сказал Волков.

Но она стояла, не уходила.

— Чего? — спросил кавалер.

— Господин… — она волновалась.

— Ну чего тебе?