А одна из ведьм, Весёлая Рози, так песни пела, когда ей на дыбе кнутом спину рвали. И как её ни ломали, как ни жгли, ничего не говорила, так была чертовка хороша собой и весела, что к ней злобы даже монахи не испытывали. Но разбойник Фейбель, старый и кривой бандит, у которого руки по локоть в крови, подручный её, сообщал, что она только за этот год пятерых людей извела. Трёх купчишек и мать с малым дитём. Купчишек травила злым зельем, от которого тех судорогами выворачивало, а она смелась над тем и называла это танцами, а купчишек — танцорами.

А мать с дитём велела зимой в холодной реке утопить, чтобы себе их ферму забрать, так как бумаги на ферму нашла. И забрала.

А Рози только хохотала в ответ на его слова и звала его брехуном и дурнем. Волков и даже монахи только диву давались, что нет у неё ни страха, ни раскаяния. Так ещё хуже того случилось. В один день пришли за ней, а её не было. И не было стражника одного, что ночью на страже в тюрьме был. Сбежали. Уж очень была бабёнка хороша собой. Видно стражник и не устоял. Волков после того коменданту выговаривал. Тот обещал караул удвоить, и запретить пиво пить по ночам. Думали искать, да где там, бабёнка уплыла наверное, деньга то у неё была, а стражник может уже и в реке был. А может и с ней куда поплыл. Кто ж знает.

Теперь день Волкова начинался с того, что к нему утром приходили секретарь городского казначейства, комендант Альбрехт и ротмистр Брюнхвальд. Они согласовывали списки всех взятых людишек, а тех, благодаря стараниям стражников становилось всё больше. Так много, что Брюнхвальд говорил, что скоро места и на барже для них не будет. И по спискам этим утверждались расходы, счета. И Волков эти счета подписывал. Потом он шёл в тюрьму и там с монахами вёл дознания. Инквизицию! Обедал и снова дознавался. Многие из баб ведьмами не были. Кто просто от мужа сбежал, кто мужа до смерти извёл, а были и такие, что мужа извели вместе с детьми. Разные были жёны.

А в один день пришёл человек от брата Иллариона, казначей Его Высокопреосвященства, просил быть после утренней молитвы в ратуше, и в виде торжественном. Ну что ж, аббат просит — значит, кавалер будет. Волков приехал со своими людьми, все в лучших платьях.

А случилось вот что: поняв, что большой суд неизбежен, Вильгельм Георг Сольмс граф Вильбург и обер-прокурор Его Высочества герцога Ребенрее, вызвал из столицы главного казначея земли Ребенрее, судей и следователей. Их приехал целый обоз. А вызвал их для того, чтобы решить, как будет проходить суд. Подсудимых и арестованных было очень много, и имущество их было огромно. Очень не хотел обер-прокурор да и сам герцог, чтобы всех их судил Трибунал Инквизиции. Тогда всё имущество осуждённых перейдёт Церкви. Нет, нет, нет! Никак такого допустить не мог обер-прокурор. Даже и представить он себе не мог тех слов, что ему скажет герцог, случись такое. Поэтому, он звал брат Иллариона на консилиум. Ведь не зря сюда в город приехал сам казначей архиепископа Ланна.