Капитан молчал и только моргал в ответ, а кавалер повернулся и пошёл дальше:
— Незамеченным!
Он даже усмехнулся наивности капитана.
Молодой Гренер и Максимилиан сидели на коновязи, как воробьи, и чему-то смялись. Беззаботные балбесы. Сеньора сразу не увидели.
— Коня! — Рявкнул кавалер и молодые люди сразу стали серьёзны, Максимилиан спрыгнул, сразу подвёл коня, Гренер подбежал, придержал стремя. А кавалер сел в седло и произнёс едко:
— Уж извините, что мешаю вашему веселью, но завтра до зари мы выступаем, и вам, господа, надо быть к тому готовым.
И дал «шпоры» коню. Учитывая, что никаких шпор, конечно, на его изящных и дорогих туфлях не было.
Глава 37
Глава 37
Четыреста телег, да телеги всё немаленькие, половина из них так велики, что без двух меринов и не поедет. Попробуй с таким обозом проскочить незамеченным дорогу в два дня пути.
Волков был мрачен, всё думал и думал, как ему выполнить распоряжение маршала, как быстро с таким обозом пройти путь в два дня, переправиться через реку, перетащив столько телег через броды, и построить на берегу, который хамы считают своей землёй, укреплённый лагерь. Ничего не придумав, он звал к себе своего капитана кавалерии, слава Богу, что его у него не отобрали.
Тот пришёл, поклонился, сел на указанный кавалером стул. Волков сразу приступил к делу:
— Капитан Гренер, завтра к вечеру, надеюсь, мы дотащимся до Бад-Тельца, после которого начинаются земли хамов. Их пикеты и заставы уже за рекой, у моста стоят, я хочу, чтобы ваши разъезды шли на две мили впереди, и чтобы по бокам тоже были крепкие разъезды. И я ни при каких условиях не хочу попасть со всем этим обозом в засаду.
— По семь человек в разъезд достаточно будет? — Спрашивал Гренер.
— Достаточно, но скажите людям, чтобы были внимательны, там места глухие, овраги и леса.
Когда Гренер ушёл, кавалер хотел поговорить со своим лейтенантом, но Брюнхвальд с тремя сержантами и инженером Шубертом ушёл, он уже выгонял телеги и возы из лагеря ближе к дороге, строил их там в колону, чтобы не делать этого на рассвете.
До офицеров приказ маршала был уже доведён, они тоже пошли готовить своих людей к завтрашнему походу.
А сам полковник был предоставлен самому себе, немного посидев со стаканом в руке, в меланхолии, он вдруг потребовал себе бумаги и чернила. А как получил требуемое, стал писать письма. Первым делом писал он, конечно же, Бригитт, это письмо было самым большим и самым тёплым. Второе письмо он писал госпоже графине фон Мален. И совсем коротенькое письмо, всего в две строки, адресовалось госпоже фон Эшбахт. Спрашивал лишь о её здоровье, всё-таки, она беременна. Можно было, конечно, и больше написать, но он торопился, боялся, что почта в Нойнсбурге закроется.