Когда в сад, сжимая в ладони опущенный клинок, ступил Эсфор, я растерянно опустила руки.

Он не походил ни на того мальчика, что когда-то фехтовал здесь деревянным мечом, ни на того юношу, что любовался звёздами со своей возлюбленной. Эсфор, которого знала я, был другим… но этот больше напоминал труп, по какому-то недоразумению ещё державшийся на ногах.

Он сделал несколько шагов, явно собираясь пройти через сад. Потом скользнул по лежащим телам беглым взглядом.

И когда понял, кто именно лежит на траве, отреагировал совсем не так, как Ильхт.

– Мири!

Меч выпал из его руки, когда Эсфор рванул вперёд и рухнул на колени:

– Нет, Мири, Мири, очнись! Очнись, ты же…

Дрожащие пальцы коснулись её лица. Потом метнулись ниже – к древкам болтов в неподвижной груди. Так и не решившись дотронуться, снова вернулись выше – к шее, туда, где должен был биться пульс.

Он не верил.

Пусть даже не мог не понимать: уже ничего не изменить.

– Нет, ты должна была бежать с остальными, не дожидаться штурма, почему ты… – он обнял мёртвую принцессу за плечи, прижал к груди, легонько покачивая, точно баюкая в объятиях, – почему, почему, поче…

Он поднял голову к звёздному небу над Хьяртой. Такому же звёздному и ясному, как много лет назад, когда Мириана тайком наблюдала, как маленький эльфийский принц дерётся с её братом.

Закричал. Без слов, но в этом крике я услышала его душу. Обнажённую, ободранную и искалеченную, обратившуюся одной огромной открытой раной.

И зарыдал. Горько, страшно, давясь всхлипами. До кашля, до хрипоты.

– …жана, вставай!

Голос не принадлежал Акке… и заставил меня открыть глаза. Не в саду, триста лет назад, а в лаборатории Лода.

Здесь и сейчас.

Колдун сидел рядом с моей постелью. Полностью одетый, не заспанный – видимо, давно уже встал. Одна рука лежала на моём плече. Наверное, пытался меня растолкать, только я не помнила этих попыток.

Я лихорадочно нашаривала очки; а перед глазами всё ещё стоял сад под холодными звёздами.

– Я не мог тебя разбудить, – сказал Лод.