Прав был Герберт, отстраненно думала Ева, глядя на колени королевы, приближающиеся к ней. Народная любовь предоставляет тебе немаловажные привилегии. Бетховена, несмотря на все высказывания в адрес властей, тоже не мог тронуть император… хотя Бетховен не был ни настоящим революционером (разве что в музыке), ни претендентом на трон.

Впрочем, то, что Мирк таковым являлся, делало ситуацию еще сложнее.

Какой бы благовидной ни была причина, сложить два и два, что двигало Айрес тирин Тибель в вопросе его устранения, людям труда не составит. Самым простым людям. Самым недалеким — каковых большинство в любом мире.

— Вскоре баланс сил изменится. Вскоре он уже не будет представлять угрозы. А пока мне куда удобнее противостоять Мирку, чем кому-либо другому. — Присев прямо перед ней, одним коленом коснувшись сухого камня на полу, королева небрежно сложила руки на другом. — Я знаю его. Знаю его образ мыслей. Знаю, что он не сделает решающий шаг, пока не будет уверен, что переворот пройдет с минимальным количеством жертв. При текущем раскладе, к несчастью, жертв будет много… хотя твое появление, полагаю, могло бы серьезно изменить ситуацию. Но все сложилось так, как сложилось. — Темные глаза королевы — цвета обесцвеченных, выбуренных временем розовых лепестков — впивались в Евины зрачки, препарировали душу, путали мысли. — Он дарит людям надежду. Надежда помогает им мириться с тем, с чем в ином случае мириться многие не стали бы. Отними у человека надежду — он обратится в неконтролируемого загнанного зверя. Оставь ему надежду, позволь лелеять до той поры, пока тебе это выгодно — и получишь рычаг управления.

— Так же, как сейчас вы сделали его из меня, — закончила Ева непослушными губами.

Айрес едва заметно склонила голову в знак подтверждения.

— Эти вещи понимают немногие, — сказала она. — Поэтому я никак не могу уступить трон таким милым наивным детишкам, как вы.

Удар, хлестнувший Еву по щеке, вышел мгновенным: она даже не успела поднять руки, чтобы защититься. Когда же попыталась — перед вторым ударом, по другой щеке — ощутила знакомое чувство беспомощности, обернувшее тело безвольной куклой.

Здешние браслеты не позволяли ей даже постоять за себя. Не то что напасть.

— Это за Кейла, — сказала королева тихо, когда Ева повалилась набок. — Мне будет его не хватать.

Больно, конечно, не было. Даже обидно почти не было. Если все правда обстояло так, как сказала Айрес, Ева заслужила наказания куда худшего.

Если б только ее не наказывала та, от кого принимать кару за гибель Кейлуса было почти абсурдно.