Голос за кадром неожиданно задумчиво, словно по ходу пытался применить только что услышанное к каким-то своим планам, осторожно произнёс:
— Допустим... Что потом?
— Мне нужны были помощники, — просто ответил Тоуч. — И я их нашёл в госпитальном доме...
— Где?
— Ну... в месте, где больные... я название не помню, в моём времени так называли тех, кто к спорынье приверженность имел или арабскому гашишу...
— Наркоманы?
— Да! Они! Узрел там двух девиц с библией и... явился им ночью...
— Подробнее!
— Я же могу... мог на глаза показываться живым, если захочу. И говорить с ними. Вот и воспользовался... Поначалу по церквям ходил, присматривал, после про любителей дурмана вспомнил. Они податливые, как мякиш хлебный, если отказу в зельях не знают. По прошлому знаю... Я нескольких людей пробовал заставить в себя уверовать, но с девками получилось легче всего. Они прощения искали... Нагрешили за свою короткую жизнь изрядно, вот и хватались за меня, как за соломинку...
— Кем назвался?
Сидящий заёрзал на табурете.
— Ну... вы понимаете...
Из-за камеры мелькнула голубая, вьющаяся, сродни пастушьему хлысту, полоса. На какой-то миг она обвила ноги Тоуча и тот истошно, тонко заорал. Через десять секунд неизвестная плеть бесследно растворилась в пространстве, оставив после себя несколько пузырчатых, словно материальных ожогов. А голос продолжал докапываться до истины:
— Кем ты назвался? Если не ответишь — ног у тебя до скончания времён не будет.
— А...- трясясь, выдавливал из себя плешивый интриган, — ангелом... Ангелом Себастьяном...
— А чего не апостолом сразу? — допрашивающий явно развеселился от такого ответа. — Или ещё выше не замахнулся?
— Что вы... — испуганно замахал руками беглец-неудачник. — Святотатство то какое...
...За объективом раздался откровенный хохот, причём, судя по голосам, в помещении находились ещё как минимум двое. Кто они — люди или нет — Сергей понять даже не пытался...
Отсмеявшись, всё тот же голос вкрадчиво спросил:
— Неужто в тебе ещё богобоязненность осталась? Ты же в Аду был, и в Ад вернёшься...