И этот туда же! Мало мне было ревнующего Тайрена, но тот хотя бы не предлагал мне расстаться с малышкой.

— Дело не в том, доверяю я или нет. Ни одна мать не сможет спать спокойно в разлуке со своим ребёнком, даже если верит его опекунам как себе.

— Любая мать помнит свой долг перед мужем, — бросил он. — Иногда я сомневаюсь, кого ты любишь больше — меня или девчонку.

М-да, кажется, мне уже пора перестать впадать в ступор от непрошибаемой уверенности мужчин этой семьи, что именно они и есть самая главная любовь женщины, осчастливленной ими без её согласия.

— Ваше величество, возможно, вам этого никто больше не скажет, но я скажу. Долг долгом, но для матери главная любовь это всегда её ребёнок, и лишь потом все остальные. Взгляните хотя бы на её величество.

— Что-о?

Его величество, завёлся, что называется, с пол-оборота. Похоже, давно копилось, с удивлением поняла я, глядя, как он расхаживает из стороны в сторону, всплёскивая рукавами и всё повышая и повышая голос. Началось всё с вопроса, следует ли расценивать мои слова как признание, что своего императора я не люблю, а потом пошло-поехало. Мне припомнили и слухи о колдовстве, и варварское происхождение, и причуды со служанками, и даже отсутствие просьб Иочжун ухитрился поставить мне в вину: дескать, все нормальные женщины радуются подаркам, а мне словно бы вообще ничего не надо. Может, я вовсе не человек, а поднятый колдуном из могилы дух? Ну и конечно, Тайрен. О, этот Тайрен! Молодой-сильный-красивый, а глупой женщине только того и надо, она не думает ни о его пустоголовости, ни о его непочтительности, ни о прочих ужасных качествах. И почему это женщины глядят только на внешнюю красоту, совсем не умея ценить прекрасную душу?! И что б я не смела равнять себя с императрицей, она Мать Народа, у неё целый наследный принц, а у меня только какая-то девчонка, ещё даже на ножки толком не вставшая!

Я кротко сказала, что у недостойной варварки и в мыслях не было равнять себя с Матерью Народа, всё остальное оставив без комментариев. Императора это совершенно не успокоило, наоборот, завело ещё больше, так что за этот вечер я узнала о себе много нового. Я старалась пропускать обвинения мимо ушей, рассматривая детали интерьера и время от времени подтверждая, что да, я всё слышу, принимаю близко к сердцу и оправдаться мне нечем. Впрочем, кое-какую пищу для размышлений императорский монолог действительно дал. Например, обвинение в недостатке благочестия — я действительно редко утруждала себя молитвами и подношениями богам и предкам, стоит взять на заметку, что надо создать хотя бы видимость. В целом же мне удавалось, хоть и с некоторым трудом, сохранять спокойствие, но в конце концов он всё же лишил меня душевного равновесия, рявкнув напоследок: