Весь мир пропал и остались мы двое.

Из спальни мы выбрались лишь на следующий день, ближе к полудню – обессиленные, не выспавшиеся, но бесконечно счастливые. Весь двор поглядывал на нас понимающе, скрывая улыбки.

Три последующих дня мы гуляли и наслаждались жизнью. Сначала провели пир, на котором славили лорда Мейса Тирелла и лорда Пакстера Редвина за взятие Штормового Предела и за битву у Погибельных Огней.

Здравицы в честь лордов и хорошо показавших себя рыцарей следовали один за другим. Пакстер продолжал руководить постройкой нового флота на острове Арбор, а вот мой тесть с радостью «отдувался» за двоих. Мейс Тирелл выглядел невероятно довольным и даже счастливым – похоже, это было то, о чем он так долго мечтал. И главное, все по делу.

На следующий вечер состоялся пир уже в нашу с Джейме честь. Все мы решили считать битву у Холма и Стояние на Рубиновом броде несомненным успехом.

Первый тост поднял десница:

– За короля Джоффри, его мужество, смелость и самообладание!

– За короля Джоффри, его мужество, смелость и самообладание! – прокричал весь зал, а это считай триста человек, расположившихся за тремя огромными столами.

И вновь здравицы следовали одни за другими. Вторая была за Джейме, потом за Уильяма Муттона, Эрика Фелла, Бонифера Хасти и архимейстера Марвина Мага, который благодаря своим врачебным навыкам спас не одну жизнь.

Выпили за королевских гвардейцев, которые показали себя в той битве выше всяких похвал. Краем глаза я уловил выражение лица Лораса Тирелла и понял, что парня в Красном замке больше не удержать. Что ж, будет тебе война, рыцарь Цветов!

Слуги подносили блюда одно за другим. После форели, прожаренной на вертелах, в центр тронного зала вышел прижившийся еще со времен нашей с Маргери свадьбы бард Аларик Эйзенский. Он выставил вперед правую ногу и извлек первую ноту из золотой арфы. Певец он действительно был хороший, к тому же тонко умел чувствовать, что хотят услышать лорды. А еще он умел слагать песни и они у него получались вполне сносными. К этому дню он сложил и сейчас впервые исполнил «Лев в ожерелье из роз». Баллада получилась неплохой, но чего-то ей не хватало. Возможно эмоций или жизни.

– За моего дядю, Ланселя Ланистера! – провозгласил я очередной тост.

– Благодарю вас, ваше величество, – он встал, поклонился и высоко поднял кубок с вином. Лансель, одетый в дублет малинового цвета и черные, с серебром, шоссы[10], как-то резко вырос и повзрослел. Один его глаз закрывала повязка, и люди в замке вполне обоснованно успели прозвать его Одноглазым.