Сами понимаете, с мальчиками знакомиться с таким именем тоже было очень проблематично. Когда на вопрос: «Ты кто?» я отвечала: «Гея». Звучало это почти как "гей я". После этого на меня очень пристально смотрели. Ну, очень пристально... Особенно на то место... Ну, вы поняли, на какое место, а потом почему-то спрашивали: «Ты трансвестит, что ли?»

Обидно до слез!

Я, конечно, не Мэрилин Монро, но и на мужика в юбке точно не похожа. Наверное. Впрочем, после того, как я доходчиво объясняла малообразованным гражданам, что никакой я не гей, а просто богиня, они даже проникались. Так что мальчики у меня, несмотря на моё нетрадиционное имя, все же были. Нет, ну, как были? Ключевые слова в этом моменте – «были» и «недолго». Потому что как только дело доходило до чего-то серьёзного, с ними тут же что-то случалось.

Первый поцелуй запечатлелся в моей памяти и истории моей школы знаменательнейшим и запоминающимся событием. В десятом классе родители, желая, дабы у меня улыбка соответствовала подаренному ими с рождения статусу богини, поставили мне брекеты. И надо же было случиться такому недоразумению, что моему горе-кавалеру, Валерке из 10 –Б, их поставили тоже. И вот, когда настал эпический момент кульминации, так сказать, наших с ним коридорно – заугольных отношений, и Валерка, зажав, меня на переменке под лестницей, ведущей на второй этаж, попытался воплотить в жизнь мои самые несмелые девичьи фантазии, его брекеты вдруг воспылали нешуточной страстью к железякам, находившимся у меня во рту.

Они любили друг друга долго и нежно. Брекеты, в смысле. Потому что мы с Валеркой, тщетно пытаясь отцепить их на протяжении целого урока, к следующей перемене начали друг друга тихо ненавидеть. Через два часа жалких потуг с моей стороны и отборных матов со стороны Валерки, мы выползли из-под лестницы, навечно войдя в анналы истории нашей школы как «парочка неразлучников». Директриса вызвала МЧС-ников, и разлучить нас смогли только в центральной стоматологической поликлинике города, проведя коридором позора сквозь строй записанных на приём к ортодонту граждан. Надо ли объяснять, что после подобной экзекуции желание лобызаться с кем-либо ещё у меня отпало напрочь. Ну, по крайне мере, до тех пор, пока с меня не сняли брекеты.

ч В общем, в школе я была почти легендарной личностью. Потому что имя – это было полбеды, главным приложением к нему была я, ходячая катастрофа. Там где ступала моя лёгкая ножка или всовывался любопытный нос, обязательно случалась какая-нибудь пакость. Если нужно было сорвать урок, отмазаться от физкультуры или загулять контрольную, я была волшебной палочкой-выручалочкой. Там, где появлялась я, все время что-то случалось. Ну так, по мелочам. Например, на зачётной контрольной, когда я позвала учительницу, чтобы задать вопрос, у неё случайно сломался каблук, и она, падая, каким-то непостижимым образом сломала себе руку, а пока над ней все кудахтали и вызывали скорую, весь класс благополучно все списал. У физкультурника сложился гимнастический снаряд в тот момент, когда он показывал мне на брусьях акробатическую фигуру. Когда его откопали из-под металлических столбиков и деревяшек, на лбу у него красовалась здоровенная шишка, а под глазом – приличный такой фофан. И все сочли бы это за досадное недоразумение и случайность, если бы в следующий раз, когда он подстраховывал меня в момент моего героического ползания по канату, этот самый канат не оборвался бы, и я своей «Марфой Васильевной», ну, в смысле, тем местом, что пониже спины будет, не упала Марку Борисовичу на то место, которым он обычно думал. И думать он после этого явно стал через раз. Мозгов-то у физруков и так не ахти, а тут я вышибла последние. Почему последние? Потому что если бы они у него остались, он не дал бы мне в руки мяч для метания и не стал бы ждать пока я заеду ему им прямо в глаз. Опять же случайно, конечно. Правда, после этого чего-то там у него в голове, видно, стало на место. Когда я с толпой одноклассников подбежала к нему, лежащему на земле, он вышел из ступора и, ткнув в меня пальцем, с благоговейным ужасом произнёс: