— В пятый. Со временем становится проще, но избавиться от ощущения, что ты маленький сладкий кусок мяса перед толпой голодных крокодилов, у меня так и не получилось. — он махнул рукой и пошел вперед. Крест от его веригов, висящий на поясе светился теплым успокаивающим светом.
Мы шли по сумрачному подобию Новосибирска, но почему-то, стоило мне задержать на каком-то фрагменте взгляд, как он начинал размываться, словно мираж. Пройдя через пустырь, где должен был быть частный сектор, мы вышли к улице. Неожиданно подул ветер, я не смог понять: теплый он или холодный. Его сильные порывы сопровождались оглушительным свистом, напоминающим пение флейты. Здания, выстроившиеся по обе стороны улицы, казались как-то по особенному мрачными и угрожающими. Складывалось впечатление, будто зияющие окна и скрытые тенями дверные проемы скрывают в своих темных глубинах неведомую угрозу. Рефлекторно я проверил своих лоа и тут же выдохнул от облегчения: они со мной.
Свет уличных фонарей, возвышающихся вдоль улицы, разбивался на тонкие синие и пурпурные лучи, отбрасывающие множество узких чернильно-черных теней, ложащихся на землю. Давящее ночное небо, скрытое облаками, нависало над нами, напоминая густой полог тумана, повисший над рекой.
— Тут так всегда?
— Сегодня тут просто прекрасно, похоже, ты положительно влияешь на окружение. — экзорцист улыбнулся. — Нам осталось немного. Вон то здание — он указал на серую коробку приблизительно в километре от нас — и есть наша цель.
— А ничего, что оно нихрена не похоже на отделение? Я там помариноваться успел.
— Все, что ты здесь видишь, это словно отражение, собранное из кусочков кривых зеркал. Не беспокойся, мы точно выйдем там, где надо. — уверенно произнес он. Я только сейчас заметил, что в левом глазу у него был зажат старинного вида монокль. — Стой! — он вскинул руку, призывая меня остановиться. — кажется, у нас проблемы, попробуем решить все переговорами, но если что — будем прорываться.
— Что случилось?
— Тихо. — прервал он меня. — Они идут.
Легкий ветерок, прикосновения которого к своему лицу я не ощущал, нес по улице листы пожелтевших газет, которые издавали едва слышное шуршание, напоминающее шорох сломанных птичьих крыльев, пока они не сталкиваются со зданием или заржавевшей железной оградой. Когда я оглядывался вокруг, то понимал, что единственным звуком, который нарушает тишину, является тихий и заунывный свист ветра и громкий шорох пыли, облака которой поднимаются над улицей после каждого порыва ветра. А потом я увидел их.
К нам двигалось несколько фигур, закутанных в рваные саваны. Я не мог сказать, были ли они когда-то людьми или нет. Больше всего они напоминали картины сумасшедшего художника, который выплеснул на холст свои ночные кошмары.