Джоан капризно отодвинулась и принялась упрямо созерцать портреты, которым не хватило места в парадном зале, но нашёлся приют в королевской спальне. Всё, что творил там Этельред - сообразно прозвищу - происходило с ведома предков.

   - Я знаю, что вы думаете, милорд: вам жаль моего будущего мужа.

   - Не без этого, дочь моя, не без этого, - усмехнулся он в угольную бороду и спрятал ноги под одеяло: весеннее тепло обманчиво и ветрено, как иное сердце.

   Сердце короля - отвагой подобное львиному, яростью - вепревому, а вольнолюбием - лошадиному - в последние годы теряло былые качества. Некогда крепкий и неугомонный, как три этих животных, вместе взятых, чернобородый Этель не мог преодолеть течения реки, зовомой Время. Невоздержанность подгоняла старость, а старость - особа почтенная и без сопровождения не ходит. В свите её - болезни, усталость, уныние и сожаление... Впрочем, последние две гостьи оказались столь малодушны, что не выдержали нрава принцессы Иоанны и покинули неприветливую обитель.

   Поэтому король нарушил уединение, оставил постель и впервые за полгода ввёл под своды спальни юную девицу. Девица была его дочерью. Потому что родительский долг превыше безудержных удовольствий.

   Дочь обречённо поднялась, взяла подсвечник, приблизилась к камину и пыталась зажечь свечи.

   Они неизменно гасли.