Глаза Мордэкая сузились, когда он поднял чашку к губам:
— Ладно, рассказывай дальше. Решение примем после того, как услышим остальное.
Мэтт продолжил говорить, но по ходу рассказа у его матери стало возникать всё больше и больше вопросов касательно Керэн. Он пытался сводить рассказ об их общении к минимуму, но выражение её лица говорило о всё растущих подозрениях.
— Сколько, говоришь, времени вы провели одни в той глуши? — снова спросила она.
— Только несколько дней.
— А минуту назад казалось, что почти неделю, — начала копать она. — И у вас не было скаток, и не на чем было спать?
— Ну… всё было не так плохо, — закончил он, пытаясь её успокоить.
Мордэкай вставил слово:
— Ты минуту назад сказал нам, что было ужасно холодно.
— Ага, но, к счастью, для волшебника холод — не большая проблема.
Его отец не отступал:
— Но ты сказал, что тебе приходилось экономить силу, поскольку там почти не было фонового эйсара.
«Спасибо, Пап», — подумал он про себя, пытаясь не показать, как скрипит зубами.
— Говорил, но согреваться было важнее.
Проказливое выражение на лице его отца говорило о многом:
— О, я согласен! Дело в том, как…
как— Морт, — тихо сказала Пенни с предостережением во взгляде. — Оставь.
Мордэкай увидел этот взгляд, а затем вспомнил о прежних невзгодах своей жены. Однажды она недели провела на холоде, в плену у шиггрэс, и согреваться могла только благодаря своему спутнику. Это был один из самых страшных и бесчеловечных периодов в её жизни, и он однажды сказал ей, что никогда не будет выпытывать у неё подробности, если только ей самой не захочется об этом поговорить.
Ей так и не захотелось, хотя он знал, что время от времени её преследовал ужас и стыд тех дней. Сейчас разговор наверняка пробудил в ней неприятные воспоминания.