— Волосы? — пробормотал я.

Элиз подняла бровь:

— Хочешь, я его раздену, и покажу?

Я твёрдо зыркнул на неё:

— В этом нет необходимости. Так ты говоришь, что он уродец, вроде карлика?

— Он не деформирован, — сказала Элиз. — И на поле осталось ещё семьсот тел, выглядящих точно так же. Думаю, он из какой-то расы людей, которую мы никогда прежде не встречали.

— И они просто объявились у нас на пороге, готовые к войне? — пробормотал я. — Бессмыслица какая-то. Возможно, мы узнаем побольше, когда он очнётся.

Я ушёл, и обнаружил, что снаружи меня ждали Пенни и Мойра.

Пенни коротко улыбнулась:

— Узнал что-нибудь? — Выражение её лица было нормальным, доверчивым, но взгляд Мойры пристально меня изучал. Я чувствовал их настороженность. Она наверное всё ещё гадала, не опасен ли я — и я не мог ей винить. Я думал о том же самом.

— Элиз считает, что он — человек, но помимо факта их очень сильного сходства с нами мы почти ничего не знаем, — сказал я ей. Затем добавил: — Я бы хотел, чтобы Мойра порылась в его разуме, когда он очнётся.

Пенни посмотрела на меня, потом на дочь, и в чертах её лица проступила забота:

— А это для неё не опасно? — Хотя она и не понимала конкретику того, что Мойра сотворила в Данбаре, она знала, что дочь наша попала в переплёт именно потому, что копалась в чужих головах.

Я решил быть честным:

— Сомневаюсь, что Мойра Сэнтир согласилась бы, но я склонен ей доверять.

Дочь посмотрела мне прямо в глаза:

— Согласно ей, я уже чудовище. — Глубоко внутри я почти мог слышать невысказанное дополнение к её ответу: «и ты, возможно, тоже».

— Твои решения — только твои, — сказал я ей. — Я твёрдо в это верю. Чудовище, человек — какие бы ярлыки мы на себя ни навешивали, значение имеют именно наши действия. В конечном итоге нас определяют именно наши действия, я не чужие мнения.

Пенни переводила взгляд то на меня, то на неё:

— Подобные драматичные прокламации почти никак не уменьшают мою тревогу. Надеюсь, вы это осознаёте.