Но старейшина не собирался легко сдаваться. Он впился в камень корнями, казавшимися твёрже железа, прорываясь и проламываясь к нам.

— «Мощи Тириона не хватит, дитя. Лишь порча Тиллмэйриаса может нас спасти», — сказал старейшина.

Мне нужно было больше, но зайдя слишком далеко, я мог потерять себя, или, что хуже, убить Роуз просто по недосмотру. «Мне нужно больше места», — осознал я. Поэтому я пошёл вперёд, к дереву, позволяя моей плоти и крови пройти через защищавшую нас каменную оболочку.

Под горами текли реки огня, при необходимости я мог призвать их.

— «Тебе не победить», — предостерёг старейшина. — «Сожжёшь нас — и мир умрёт, ибо я — Кион».

Кион? Это имя заставило меня приостановиться, поскольку на эроллис оно означало «врата». Тёмных Богов называли кионтара, хранителями врат.

— «Теперь ты начинаешь понимать», — сказал у меня в голове старейшина. — «Убьёшь меня, и мир расколется. Не выживет ничто. Ты несёшь в себе порченный плод. Дай его мне, чтобы я мог исполнить предназначение веков. Мир будет спасён лишь посредством твоей смерти».

Мне нужно было подумать, а это становилось трудно, поэтому я сжался, отступив из более глубоких частей земли, уменьшаясь в размерах, пока не стал лишь человеком… с небольшой добавкой, балансируя на грани между человеком и разумом камня. Корни старейшины снова меня нашли, и начали вгрызаться в мою плоть, но мой разум ему было не достать. Я представлял из себя сущность с чистой логикой и почти без эмоций.

У меня в голове сложились сразу несколько вещей. Если старейшина был вратами, то он вполне мог являться опорой, управлявшей пространственными границами, делившими мир на множество частей. Уничтожение Киона могло заставить всё развалиться, и это скорее всего привело бы к катастрофе. Предостережение старейшины не было преувеличенным.

Порча, о которой он всё время твердил, скорее всего была налётом пустоты, оставшимся следом шиггрэс, который я так и не смог стереть до конца. Старейшина почему-то хотел его, и было похоже, что его предпочтительным методом получения желаемого было поглотить меня.

«Ладно», — подумал я. «Ты хочешь пустоту, и я тебе её дам, но поглощать здесь буду я». Моё физическое тело почти пропало, превратившись в спутанный клубок мяса, костей и растительной массы, но сердце каким-то образом продолжало биться.