— Нет, не те, что на коже, а те, что внутри, на кости.

Тирион пожал плечами, скрывая своё удивление. Он не ожидал, что она будет смотреть так глубоко. Руны, выгравированные на кости его голени, были неактивны, и их трудно было увидеть, если только не искать их намеренно. Спокойным голосом он произнёс:

— Это — эксперимент. Я им никогда прежде не пользовался. Почему ты смотрела мне под кожу?

Бриджид честно ответила с гладким лицом:

— Разве ты не изучаешь своих врагов? Ты же этому нас учил. «Изучай врага, изучай его полностью, чтобы найти его слабости или скрытые сильные стороны».

От этих слова по его спине прошла лёгкая дрожь. Она изучала его, чтобы убить. Глядя на прекрасную девушку, он думал: «она — несомненно моя дочь».

— Давай-ка вернёмся к насущной теме, — настойчиво сказал он. — Надо начать татуировку. Руны буду объяснять по ходу дела.

Она кивнула.

— Я могу заблокировать нерв твоём плече, чтобы остановить боль…

— Нет, — ответила она. — Не делай этого.

— Почему нет?

— Боль — моя, — ответила она. — Она поможет напомнить мне обо всём, чего ты заслуживаешь.

Глава 27

Глава 27

На татуировки ушло два с половиной дня. Несмотря на свою решимость, Бриджид всё же шипела от боли, пока они работали, и время от времени кричала. Она ругалась и говорила такие вещи, которые, как он знал, не были бы позволены, будь она всё ещё дома — но в Албамарле он не видел никаких причин подвергать её слова цензуре.

Зачем утруждать себя попытками заставить её говорить прилично, когда она обучалась, чтобы стать убийцей?

По мере того, как они работали, силы возвращались к Бриджид, но он знал, что она не оправится полностью к тому времени, как настанет день битвы на арене. Тирион надеялся, что наручных клинков хватит, ибо для защитных татуировок времени у них совсем не хватало.

Пока он работал над её руками, у них развилось некоторое подобие близости — узы, рождённые болью и проведённым вместе временем. Раз или два он видел, как она снова улыбалась между гримасами боли, когда шутила над своими ахами и взвизгиваниями. Казалось, будто время от времени она забывала злиться.

Улыбки были хуже всего, ибо они напоминали ему о счастливой девочке, которой она когда-то была.