– То-то же! «Мама» – совсем другое дело, не то что «Леда»!
Мари улыбнулась:
– Мам, этот спор у нас не умолкает уже восемнадцать зим.
– Мари, девочка моя, на самом деле поменьше – лопотать-то ты начала, к счастью, не с рождения! Все-таки выпала мне отсрочка в пару зим!
– Мама! Ты же сама
– Да, но ведь и я не образец совершенства! Я была всего лишь юной мамой и старалась как умела, – произнесла Леда со вздохом и вернула дочери листок.
– Совсем-совсем юной? – переспросила та, что-то бегло набрасывая и заслоняя рукой плоды доработки от Лединых глаз.
– Совершенно верно, Мари, – подтвердила Леда, пытаясь подсмотреть. – Я была на одну зиму моложе тебя, когда встретила твоего замечательного отца и… – женщина умолкла и неодобрительно глянула на Мари, не сдержавшую смешок.
– Готово. – Дочь протянула рисунок Леде.
– Мари, у него глаза косые, – заметила та.
– Судя по твоему рассказу, звезд он с неба не хватал, вот я и изобразила его дурачком.
– Ох, не говори!
Мать и дочь посмотрели друг на друга и снова залились смехом.
Леда вытерла слезы и порывисто обняла дочь.
– Беру свои слова назад. Мой вердикт: твой рисунок – само совершенство!
– Спасибо,
В глазах у Мари заплясали огоньки. Она взяла чистый лист бумаги и занесла над ним угольный карандаш. Мари любила древние предания, которыми, сколько она себя помнила, делилась с ней Леда. Мать, сдабривая их мудрыми наблюдениями, рассказывала о приключениях, любви и потерях столь же искусно, как мастерицы из Клана плетельщиков плели корзины, ткали материю и ковры для обмена на продукцию Кланов рыболовов, мукомолов и плотников.
– Расскажи еще что-нибудь! Всего одну историю, ну пожалуйста! Ты так чудесно рассказываешь.