Излишне мудрому дворецкому был продемонстрирован кулак самодержца и дано устное разъяснение, что приказы надлежит выполнять, а не обсуждать.

Давид Наумович внушением проникся, и мне был предоставлен большой, пузатый кувшин, — одним своим видом намекающий, что если они с содержимым одногодки, то я буду вкушать сок виноградной лозы, выросшей еще в позапрошлом веке.

Зная по слухам, что старые вина очень коварны, особенно на голодный живот, — я не стал рисковать и решил распить кувшин прямо в кровати.

Разделся до исподнего, забрался под шелковое покрывало, велел до полуночи не беспокоить в любом случае и сломал глиняную печать…

* * *

«Вспомнил детский детектив — «Старика Хоттабыча» —

И спросил: «Товарищ ибн, как тебя зовут?»

Ага, счаз… Товарищ. У товарищей не бывает такой… таких… такого… в общем, бездонных глаз. Что называется, с умом и образованием. И как коварно пряталась. На самом донышке кувшина. Явно не торопилась на свободу, и вывалилась наружу только после того, как я перевернул сосуд вверх дном и встряхнул, чтобы убедится, что нектар закончился.

Выпорхнула, в чем мать родила и, буквально с ходу, кинулась доказывать свою благодарность за досрочное освобождение из трехсотлетнего заточения, к которому ее приговорил сам царь Соломон.

Жуть… Это ж получается, она там, в кувшине, столетие или два томилась? Ё-мое! Девочка, конечно, нерядовая, но… Блин! Что же я выпил?