— Эмоционально, — сказал Зак. Он перекатился на бок, чтобы посмотреть на неё, и нежно погладил её по мягкой щеке. — Мы здесь, потому что здесь нам не приходится лгать.
— О чём?
— Обо всем. Наверное, когда мы здесь, или когда работаем в команде Джарлакса, мы находим убежище от собственных жизней, целиком построенных на лжи.
Зак был рад тому, как жадно Даб'ней его слушала. Она внимала каждому слову оружейника. Для неё это было не менее важно, чем для него.
— Так они это и делают, да? — спросил он.
— Делают что?
— Впутывают нас в свои сети. Сделали тебя жрицей богини, которую ты не любишь.
Даб'ней пошевелила губами, пытаясь сформулировать ответ, но просто покачала головой, предлагая ему продолжать. Сейчас Закнафейн импровизировал, рассуждал на ходу — это была уже не продуманная теория. Конечно, он часто размышлял на эту тему, но внезапно ему всё стало ясно.
— Они рассказывают ложь, и хотя мы не верим, они говорят о ненависти — к эльфам на поверхности, глубинным гномам или другому дому дроу — и хотя мы не соглашаемся, мы не смеем возражать, — сказал Зак. Он вспомнил свои собственные дни в Мили-Магтир и подумал о сыне, своём несчастном сыне, который сейчас там застрял. — Интересно, сколько дроу в толпе слушателей согласились бы с нами — но нет, мы не узнаем никогда. Потому что мы избрали единственный доступный путь, дорогу, которая ведёт прочь от изгнания и худшей судьбы.
— Дорогу к жизни драуком, — согласилась Даб'ней.
— Путь самосохранения. И поэтому мы киваем, иногда смеемся над их чудовищными жестокими шутками над теми, кого должны ненавидеть, и хотя мы не верим их лжи или даже считаем, что осознаём жестокость их шуток, угроз и яда, мы киваем, а в лучшем случае — молчим. Мы их соучастники. Мы последовали в вырытую ими крупица за крупицей яму и огрубели. Ложь и яд стали просто словами, которые ничего для нас не значат. Они копают глубже, лгут громче, ненавидят сильнее, и мы соглашаемся, и теперь меньшая ложь и яд в сравнении кажутся нам приемлемыми.
Даб'ней растеряно нахмурилась и покачала головой, и Заку показалось, что он её теряет.
Неважно. Сейчас он уже говорил с сам собой, а не с нею, наконец распутав самую страшную паутину.
— И мы тоже начинаем лгать и становимся соучастниками, — осознал он. — И дыра вокруг становится глубже, превращается в стены, из которых нам не спастись. А потом поступки — мы убиваем для них. Какого-нибудь гоблина, кобольда или другое мелкое существо. Что-то