Ученые всегда быстро на стол накрывают, позавидовать можно, я так шустро только в свои комнаты бегаю, когда, гм… приспичит.
— Ванечка, раму откинь. И давай договор.
Профессура за окном нанизывала мясо на шампура, а первая партия шашлычков уже стреляла ароматами. Я потянулась за виноградиной, нацепила на нос очки и пробежалась по листочку.
— Два месяца? Зачем? Говорила же, на весь период эксперимента ну или до конца календарного года, я с детьми договорилась.
— Теть Сонь, подписывай. Давай поедим спокойно, и кое-что скажу.
И опять тяжело вздохнул.
На стол накрывали все вместе, стулья и скамейки тащили независимо от ученых степеней, я одна устроилась в кресле, мне позволили отдохнуть после съемок.
Улыбалась, кивала и… перебирала варианты.
Самая яркая аномальная зона все равно здесь, менять территорию смысла нет. К тому же ни я, ни мои наследники не препятствуем, а даже рады. Да, обжитая часть долины «Седьмого неба» принадлежит мне, но дом сразу передала группе под гостиницу, оставив себе только комнату и летнюю кухню. И разве мы с детьми взяли хоть одну копейку за аренду? Правда, все дополнительные постройки за счет оборонки они оставят, это и получится компенсацией, не ломать же, а мои обживутся со временем.
Такого необычного события нигде больше не зафиксировано, в других странах разворачивать лаборатории с нуля бессмысленно, какие бы совместные идеи не появились.
Скорее всего, весь проект признан неперспективным. Тогда понятен срок продления, два месяца как раз на демонтаж оборудования и перевоз. Сложно, но можно.
— Теть Сонь, ну что ты нос повесила? Молодежь, вносите!
Ваня командовал, тарелками и подносами заставили оба стола, посмотрела на радостные лица — не знают еще, никому не сказал.
— Уважаемая Софико, а правда, что у ваших троих сыновей тоже по три сына?
— Правда.
— И у них только парни?
— И у них.
— Ну, надо же! А тут бьешься-бьешься…
Это оператор зря сказал, от подробных советов спасало только мое присутствие.
Мужчинам явно хотелось поговорить свободно, я тихонько спустилась в сад, внуки установили перила еще на мои семьдесят лет. Разговоры и музыка остались наверху, и сама вздохнула свободнее.