Одой темной и тихой ночью, когда весь лагерь спал беспробудным сном, страшная тень отразилась на стене шатра ученого, нависнув над ним спящим. Эту тень отбросила свеча, — теперь Шарль палил свечи даже когда не читал, он будто боялся, что дух застреленного жеребца придет к нему, чтобы довершить начатое. Пришел, однако, не жеребец, но безутешный отец, ведомый желанием мести. «Как объясню я жене, — терзался Брэндон мыслями о скором возвращении домой, — что ее сын, любимый ее мальчик Дейв, мертв? Что я скажу, если спросит она, отомстил ли я тому, кто повинен в его смерти? Я покажу ей плащ, сшитый из кожи жеребца, но достаточно ли этой мести? Ведь жеребец дикий зверь, не потревожь мы табун, ничего бы не случилось! И вот я знаю, кто виноват на самом деле, но не могу его убить… Не могу ли?»

В один из вечеров Брэндон решился: он подсыпал наемникам в суп остатки порошка из флакона, который выдал ему однажды Шарль, чтобы предотвратить намечающийся бунт. Ученый хранил порошок для дракона, он нашел его, но зверь не дался живым. Теперь кости дракона, освобожденные от плоти, лежали в одной из повозок грудой, накрытой парусиной, а его шкурой Брэндон укрывался по ночам. Он часто щупал два отверстия на ней, одно из которых нанес его сын своим метким, но неудачным выстрелом, другое он сам. Обе дыры можно было накрыть шляпой, но одна убила зверя, а другая — лишь его разозлила. Теперь дуло его винтовки впервые в жизни Брэндона было направлено на лицо другого человека, притом мирно спящего, он мог бы сделать все ножом и тихо, но не хотел. Выстрел, подкосивший ноги жеребца, должен бы спасти его сына. Ему нужно было стрелять много раньше, еще до того, как конь зашел на свой фатальный старт. Эта пуля предназначалась не тому животному: мишенью Шарля была вовсе не широкая грудь жеребца, но тщедушная спина спускающегося вниз ученого.

Целясь в ученого теперь, он не думал о том, что будет дальше. Усыпленные люди спали крепко, так что он вполне смог бы вынести тело в прерии, туда, где его во век никто не отыщет. Возможно, он бы сбросил его на дно Голденуотер, как поступил с телом убитого им мятежника. «Чтобы этот пошел ко дну, потребуется камень побольше!» — мелькнула мысль в голове Брэндона, но тут же он отбросил ее, не потому что отказался от нее, но потому, что она показалась ему несущественной в настоящий момент. «Делай, что должен, а думать будешь после!» — отдал себе мысленный приказ следопыт и уже был готов спустить курок, когда по каменному лицу его пробежала тень сомнения, а в следующую секунду взгляд его обратился к недописанному дневнику Шарля Тюффона, так и оставленному лежать на столе с того рокового дня. Тихо прислонив винтовку к столу, Брэндон открыл дневник на случайной странице и погрузился в чтение. Множество чувств сменилось в нем за время чтения, длинна свечи сократилась вдвое от изначальной, а после и втрое. Был петушиный час, когда следопыт положил книгу на место, забросил винтовку на плечо и вышел из шатра, так же бесшумно, как и входил, оставив огарок свечи дымиться.