Он переночевал в избе крестьянина, у которого они с Невзором купили лодку. Утром старик вышел проводить его. Предрассветное небо хмурилось, ветер гнал по льду Припяти поземку, клонил вмерзший в лед камыш.

— Остался бы на день-другой, — сказал хозяин, приглядываясь к обветренному лицу Середина, — смотри, почернел аж. Отоспишься, отдохнешь. Завтра Ярилу встретим.

— Рад бы, отец, — сказал Олег, надевая лыжи, — да не могу. Ждут меня.

Старик помолчал, вглядываясь в низкие тучи.

— Оттепель идет. Весна что-то припозднилась, но уже у порога топчется. Ежели по льду пойдешь, то вдоль берега не ходи — промоины под снегом не увидишь, так и ухнешь под лед.

— Спасибо, — кивнул Олег, — река здесь обычно когда вскрывается?

— Бывает, что и на Ярилу, может два-три дня позже, а может и на седьмицу припоздать.

«Ну, через седьмицу я уже у Велены буду», — подумал Середин и, кивнув на прощание, сошел на лед.

На следующий день пошел мокрый снег, наст стал рыхлый, идти с каждым шагом становилось все труднее. Лыжи с налипшим снегом весили, казалось, каждая по пуду, и еще до захода Олег выбрался на берег, решив переждать непогоду. Он срубил три молодые елки, склонил их, соединив вершинами, с третьей стороны положил крест-на-крест два бревна, устроив что-то вроде нодьи у таежных охотников. Возле бревен запалил костер. Нижнее бревно взялось не скоро — Олег успел уже похлебать своей обычной баланды из заваренного в кипятке мяса. С трех сторон от снега и ветра его защищала стена из елей, а с четвертой тлело сосновое бревно, прогревая весь шалаш.

Проснувшись поутру, Середин обнаружил, что ствол прогорел только наполовину, экономно согревая его всю ночь. Ведун откинул в сторону елки. За ночь снег прекратился, деревья стояли в белых шапках, ветки гнулись под его тяжестью. Наскоро перекусив, Олег двинулся вдоль реки.

Взошло солнце, и сразу потеплело. Застучала капель, шапки снега, подтаяв, стали опадать с ветвей. Середин распахнул тулуп, вдохнул полной грудью, чувствуя головокружение от свежего воздуха, от тепла, от скорого прихода весны.

— Что ни говори, а зима — это спячка, — заговорил он сам с собой. — Все спит, набирается сил, а в эту зиму даже я залег, как медведь в берлоге. Интересно, Велена чувствовала, что со мной что-то не то? Как ни крути, а я чуть копыта не отбросил. Ну и братец же у моей красавицы! — усмехнулся Олег. — Впрочем, просьбу мы ее выполнили — Ингольфа не тронули, хотя, если честно, и не до него нам было. — Середин поморщился, вспоминая бой с навьями, потер пробитое дротиком плечо. Рана затянулась, оставив круглый розовый след, но к непогоде все же давала о себе знать — видать, острие царапнуло по кости. — Вот приду, ка-ак наеду на нее! Что, мол, за родственник такой? Сначала, понимаешь, упырей из могил поднял, потом и вовсе сарматов напустил!