– Дьявол, – с миной знатока проговорил Бонавентура, – шею ему свернул. И унес душу в ад.
– Точно. Несомненно, – согласился Инститор. – Он рисовал на стенах дьявольщину и дорисовался. Любой дурак видит: гексаграммы, пентаграммы, зодиаки, каббалы, зефиры и прочие чертовы и жидовские символы. Вызвал дьявола, старый колдун. На свою погибель.
– Тьфу, тьфу, нечистая сила… Надо бы всю мазню стереть. Святой водой покропить. Помолиться, пока и к нам не прицепился Враг. Зовите монахов. Ну, над чем смеетесь? Шарлей, позвольте узнать?
– Догадайтесь?
– Действительно, – зевнул Урбан Горн. – Просто смешно то, что вы болтаете. И ваше возбуждение. Чему тут удивляться. Старый Циркулос умер, сыграл в ящик, откинул копыта, распрощался с этим светом, отправился на Афалионские луга. Пусть ему там земля будет пухом и
– Ох, господин Муммолин, – покрутил головой Фома Альфа. – Не шутите с дьяволом. Ибо видны здесь его делишки. Кто знает, может, он все еще крутится рядом, укрывшись во мраке. Над этим местом смерти вздымаются адовы испарения. Не чувствуете? Что это по-вашему, если не сера? Что так воняет?
– Ваши подштанники.
– Ежели не дьявол, – взъерепенился Бонавентура, – то что, по-вашему, его убило?
– Сердце, – проговорил Рейневан, правда, не совсем уверенно. – Я изучал такие случаи. Сердце у него разорвалось. Произошла
– Слышите, – сказал Шарлей. – Это говорит наука.
– Неужто? – неожиданно бросил Коппирниг. – А крыса? Что убило крысу?
– Селедка, которую она сожрала.
Наверху хлопнула дверь, заскрипели ступени, загудел скатываемый по лестнице бочонок.
– Будь благословен! Завтрак, братия. А ну, на молитву! А потом с мисочками за рыбкой!