— Не забуду. — Она отвернулась. — Не могу. Бог, кажется, наказал меня невозможностью забывать.

Он был слишком болен, чтобы заметить, как горько это прозвучало.

— Дорота?

— Да, Рейнмар?

— Когда мы встретились три года назад, здесь, как раз под Олавой, на Стшелинском тракте, ты собиралась отправиться в мир, сказала, хоть и до самого Вроцлава. За хлебом насущным... Что-то ты недалеко зашла...

— Я была во Вроцлаве. — Распутница отставила тарелку, из которой его кормила. — Побыла и вернулась. Хлеб, оказывается, везде одинаков. И везде одинаково трудно на него зарабатывать. Тогда я вернулась на старое место, в Бжег, в замтуз «Под Короной». Пусть уж меня, подумала я, когда умру, на том же самом могильнике, что и мою матушку, похоронят. А потом, как началась война, монахам в госпиталях потребовалась помощь, раненых и больных было не счесть. Надо было помогать... Вот я и помогала. Сначала в Бжеге, у Святого Духа. Потом сюда попала, в Олаву.

— Решилась работать в госпитале? Это трудная и тяжкая работа, мне кое-что о ней известно... Пожалуй, тяжелее и гораздо неблагодарней, чем в...

— Нет, Рейнмар, не гораздо.

Хоть это граничило с чудом, олавский аптекарь располагал нужными препаратами. Хоть это граничило с чудом, он продал их Эленче фон Штетенкрон. Хоть это граничило с чудом, уже после первых процедур эффект был заметен. Тысячелистник, achillea millefolium, растение, являющееся основным компонентом unquentum achilleum, неспроста содержало в названии имя героя Трои — безотказно, быстро и наверняка лечило раны, полученные в бою. Мазь, которую втирали по нескольку раз в день, остановила гангрену, понизила температуру и заметно уменьшила опухлость. После одного дня лечения Рейневан уже мог садиться, через следующие два — правда, не без помощи Дороты и Эленчи, — встать. И заняться Самсоном. Всего через одни сутки использования dodecatheona, микстуры, которая по своей эффективности уступала только легендарному moly[280], Самсон открыл глаза. Несмотря на то что добытая в олавской аптеке доза лекарства была минимальной, спустя еще два дня гигант пришел в себя. Настолько, чтобы начать жаловаться на невыносимую боль в голове. Против этого лекарства не требовалось, головную боль Рейневан лечил заклинаниями и наложением рук. Однако боль Самсона оказалась серьезным делом, и прежде чем он с ней управился, намучился крепко. Обa, врач и пациент, почти бездыханными пролежали очередной день. До девятнадцатого мая.