Я пыталась вспомнить недавние события, но думать совершенно не хотелось. Я была жива и тело испытывало какое-то совершенно простое удовольствие от того, что с ним было все в порядке. Я с аппетитом съела показавшуюся в проеме стены еду в защитной прозрачной капсуле. Не знаю, сколько часов прошло, прежде чем мне удалось восстановить картину происходящего. Пришлось преодолевать единственное желание, которое у меня осталось, — сидеть и тихо радоваться своему физическому благополучию. Наверное, так себя чувствуют некоторые животные, когда с ними все в порядке. Они просто сидят, замерев, словно сливаясь с окружающей их природой.

Я же сливалась с искусственным миром вокруг и это не вызывало трепыханий моей души. В общем-то, ничто вообще не вызывало ее трепыханий. Так я и сидела, с мучительной навязчивостью пытаясь вытянуть из себя хотя бы одну здравую мысль. Кроме того, что все будет хорошо, ничего не рождалось из моей головы. Она разом опустела.

Лишь едва слышный, тонкий голосок из глубин моего нутра время от времени тормошил мое сознание, словно пытаясь подсказать что-то важное. То, что хотело вытянуть меня из зоны физического комфорта.

В конце концов, мне все же удалось сфокусировать свои мысли на судьбе ребенка, и его навязчивые пинки под ребра сыграли не последнюю роль. Мне хотелось возмутиться услышанному разговору между врачом и месмером, но другой внутренний голос навязчиво убеждал меня, что с ребенком будет все в порядке и нет оснований переживать. В результате, я так устала бороться с собой, что, казалось, мой разум окончательно уснул. В последней попытке восстановить равновесие, я вдруг резко подскочила с кровати и ударила ладонью по острому краю выступающего из стены волнообразного стола. Физическая боль на сущие мгновения сбила настройки нейромодуляторов, вживленных в мою голову, а стресс впрыснул адреналин в мою кровь, заставляя думать быстрее.

Все было не в порядке — вот что я усвоила в тот раз. Я была не собой. Мое ложное спокойствие маскировало огонь из красок, проносившихся в глубинах моей души. Мне нужно было очнуться и как можно скорее. Следующие часы по крупинкам памяти я восстанавливала картину произошедшего. Я не сопротивлялась своему внутреннему безразличию. На помощь пришел разум, хладнокровно оценивающий, что могло бы не понравиться настоящей Альтарее. Я знала, что вряд ли бы смогла смириться с потерей ребенка, несмотря на то, что никаких эмоций по этому поводу у меня не возникало. Концепцию разума я брала за истину, стараясь оттолкнуться от нее в следующем размышлении. В итоге я понимала, что должна сопротивляться текущему положению вещей, хотя мне совершенно не хотелось это делать.