Бет обвела взглядом гостиную.
— Мне все равно. Здесь до смерти скучно. Пожалуйста.
Близнецы перевернулись в своей кроватке. Агнес затаила дыхание, но младшие девочки не проснулись. В дальнем углу свет ночника-распятия озарял лицо спящего Иезекииля.
Сколько Агнес себя помнила, они все делили с Бет — кровать, расческу, мечты.
Всё, кроме этого. Единственного секрета Агнес; слишком опасного, чтобы им делиться.
Глаза Бет загорелись.
— Это парень? Да?
Агнес потерла переносицу. Она искренне любила сестру, но люди шептались, что от нее только и следовало ждать беды. Они поговаривали, что Бет была импульсивной, испорченной, тщеславной — в общем, именно той девушкой, которая заведёт невинного парня в тень долины смерти.
Но Агнес слишком любила её, чтобы верить в эту чепуху.
— Нет, — тихо ответила она. — Я не встречаюсь с парнем. Почему ты вообще о таком меня спрашиваешь?
Бет склонила голову набок, раздумывая.
— Если это не парень, тогда что?
У Агнес вспыхнули щеки. Она ненавидела вести эту скрытную двойную жизнь — ложь порождает еще большую ложь, и она сгорала от постоянного стыда.
Она встретилась взглядом с хорошенькими зелеными, словно мелководье óзера, глазами Бет, и чуть было не созналась.
Ей хотелось рассказать, что у неё нет выбора. Что она продала свою душу два года назад. И если бы она этого не сделала, то их семья уже похоронила бы Иезекииля на лугу. Но спасение его жизни было тяжким грехом, и этот крест нести ей — и только ей одной. Как бы сильно она не любила сестру, она знала, что Бет не была достаточно сильна, чтобы долго нести это бремя.
Ради спасения жизни брата Агнес прикусила язык.
— Если ты решила бунтовать, я пойму, — не сдавалась Бет. — Разве ты не знаешь, что у меня тоже есть сомнения? Я думаю, Ред Крик в последнее вре…
— Прекрати, — шикнула Агнес. На сегодня с нее было довольно любопытства младшей сестры. — Куда я иду — не твое дело!
Бет отшатнулась, словно от пощечины. Затем ее миловидное личико исказилось от гнева, и Агнес непроизвольно вздрогнула.
— Все всегда говорят, какая ты праведнная, — фыркнула Бет. — Но это все ложь, не так ли?