— Девочка моя, я даже не знаю, как тебе объяснить, — вздыхает мама и просит Инессу принести планшет и телефон из кабинета отца. — Они сделали нам больно, — смотрит на меня женщина. — Но поверь мне, эта вынужденная мера, принесла нашим мужчинам в стократ больше страданий и физических и душевных, чем испытали мы с тобой. Я видела, каким убитым вышел Алекс из твоей комнаты. Он… ты знаешь, дорогая, он ненавидел себя за то, что сделал. И не смотря на это. Не смотря на его нежные чувства ко мне, он не колебался ни секунды, чтобы повторить свой поступок.

— Но… зачем? — ужасаюсь я. — Он сказал, что не знал, как поведет себя артефакт. Не подозревал о боли. Но ведь потом уже узнал на моем примере?! Почему не отказался мучить еще и тебя?! Почему отец ему позволил?

— Отец, — грустно усмехнулась женщина, берясь за бутерброд, — еще и помогал меня держать.

— Как же так?! — Ужасаюсь я, аппетит пропал совершенно.

— Просто их страх за нас, страх потерять, не успеть спасти, превыше своего хочу — не хочу. В такие моменты, демоны — расчетливые твари, руководствуются одним только «надо!» Было больно, да. Очень неожиданно и очень больно. Но знаешь, почему боль ушла?

— Алекс колдовал, — вспоминаю я.

— Не просто колдовал, — качает головой мать, — он отбирал твою боль себе. Он испытывал то, что было уготовано тебе, на своей собственной шкуре. И Кирилл так же. Ты представляешь, насколько сильны их чувства и порывы «защищать»?!

— А я его прогнала, — упавшим голосом, признаюсь маме, чуть не плача.

— Это мелочи, — успокаивает меня мать, берясь за планшет, одной рукой продолжая таскать бутерброды. — Алекс плевать хотел на твои капризы, так что придет обязательно. А мы сейчас займемся подготовкой наших обновленных тушек к встречи с любимыми мужчинами.

— Я не говорила, что люблю Алекса, набычилась, стесняясь своих собственных мыслей и чувств.

— А тебе и не надо, — усмехается мама, — Инесса, прости дорогая, но я не могу это пить, давай лучше чай, — просит она домработницу и снова поворачивается ко мне. — Ты можешь ничего не говорить, дорогая, Алекс сам все поймет. Даже я вижу твои чувства на дне тревожных глаз.

— Я просто волнуюсь, — отнекиваюсь, — и мне стыдно, что прогнала его. Он прощение просил, а я все заладила «уходи да уходи, видеть не хочу, предатель» Вот… теперь стыдно. И страшно, что обидится.

— Мымуа, — жуя, попыталась мне мама ответить, но потом вспомнила о приличиях и проглотила бутерброд, — демоны не умеют обижаться, Жасмина. Они могут разозлиться и убить. Но таить обиду и дуться точно не в их природе.