Соколова, разумеется, тут же считала все мое состояние, заглянув мне в глаза, (по крайней мере, я увидел проблеск понимания на ее лице, взгляд синих глаз стал слегка виноватым) и попыталась сделать бодрый вид, чтобы меня успокоить. Даже потребовала пирожок. Да только все эти уловки не могли меня обмануть — я видел, как сильно она устала, и собирался положить конец этому опасному эксперименту.

Как и следовало ожидать, упрямая девушка не желала останавливаться вовремя. Пришлось провести с ней разъяснительную беседу, приводя все логические и разумные доводы, какие только взбрели мне в голову в этот момент. Если бы это на нее не подействовало, я даже был готов использовать старый дедовский метод: взвалил бы ее себе на плечо и, не слушая никаких возражений, отконвоировал бы домой. Но, к счастью, до этого дело не дошло — Ольга на удивление быстро сдала свои позиции в споре, и это еще раз показало мне, насколько сильно она устала. Пока она не передумала, и никто не успел ее переубедить, я быстренько пригласил всех пить чай, закрыв эпопею с исцелением дельфинов до завтрашнего дня.

Всю дорогу до комнаты отдыха я продолжал держать ее прохладную ладошку в своей руке, ловя на себе хмурые и завистливые взгляды Ибрагимова. К моей тайной радости (и большому неудовольствию Тимура) Ольга почти не обращала на него внимания, совершенно не замечая, какими глазами смотрит на нее наш покоритель женских сердец. Вообще-то я понимал, что следовало отпустить Олину ладошку, чтобы не привлекать нездорового внимания Ибрагимова к моим чувствам, которые вызывала у меня эта девушка. Но я не мог заставить себя выпустить ее пальчики из своей руки. У меня было совершенно иррациональное чувство, будто стоит мне ее отпустить, как она опять свалится в обморок, а второй раз подряд я такого ужаса не переживу. Выпустил я ее лишь тогда, когда она отправилась за ширму переодеваться в свою одежду, да и то, с большим трудом. Но я постарался как можно тщательнее скрыть мои истинные чувства за маской доброжелательной дружеской заботы, и Оля ничего не заметила.

Потом было праздничное чаепитие, где все нахваливали мою подругу кто во что горазд, между прочим, вполне заслуженно. Так что мне было не совсем понятно, почему Оля так зажимается и ерзает на стуле, будто ее не хвалят, а ругают. Ибрагимов тоже недоуменно поглядывал на нее краем глаза. Но, убедившись, что ей действительно не в кайф все эти восхваления и поздравления, я решил избавить ее от мучений, поспешив со всеми распрощаться (за что заслужил от подруги полный благодарности и признательности взгляд).