— Слушаюсь, моя госпожа. Я подготовлю всё необходимое. Имеются ли у них проезжие грамоты? С какой целью они прибыли в Гашарт и где их встретить?

Между пышными ягодицами стало еще влажнее.

Какие-какие грамоты? Похоже слуга правильно понял мое молчание, спросил:

— Или они прибыли… по деликатным вопросам?

***

Прошло два дня. А я все еще пытаюсь вылезти из этой задницы и заработать немного денег для Серпа. По последним сведениям от Итерны, сатиров доедают быстрее, чем планировалось. Орки затянули пояса и уже стали обгрызать хрящи.

Время уходит.

Все планы и мероприятия Астарии я заморозил. Потому что нихера о них не знаю. Я изолировался со своей полузаконной бандой в особняке и все время ходил по тонкому лезвию разоблачения. Вот поэтому я и не хотел переселяться необдуманно. У аристократов каждый день что-то да происходит. Интриги, сплетни, разборки благородных. Они в этом варятся сотни лет, а я должен с ходу разобраться?

Одна радость — слуги в поместье Астарии молчат партизанами. Они как невидимые рабы. Мол, не трогаешь нас, мы и рады слиться со стенкой. А всё, что делает госпожа — единственная правда. Они получили четкий приказ — меня никто не должен беспокоить. Так что, ежедневные стуки в дверь мы просто стали игнорировать. Даже обязанности ведущей ловчей я не исполняю. Потому что в душе не теребу, как это делается.

Я приказал слугам распространить слухи о страшном заболевании леди Астарии. Без понятия насколько это хитрый или не очень ход. Но приспешники исполнили его без колебаний. Наверное, привыкли уже брехать. Так что теперь меня беспокоить стали меньше, но подозревать больше. А ведь прошло только два дня. Повезло еще, что у Астарии нет мужа, свекрови и пары дочерей. Но рано или поздно я на чем-нибудь запалюсь и тогда… Использую самый страшный козырь. Фишку с «потерей памяти».

Кстати, насчет Астарии. Ей совсем не нравилось сидеть в мужике. Как бы пошло это не звучало. Она бесилась, пыхтела, срывала с себя путы, выламывала руки. А я не мог с ней поговорить, развеяв заклинание «слипшихся губ». Вдруг она откусит себе язык. Уже понял, что у эльфов это дело плёвое. Поэтому, хрен знает, что с ней делать, пока я увеличиваю себе кувшин. Но оставлять ее беситься очень рискованно. Умрет она, умру и я. Поэтому я обратился к Кентавряше за помощью.

Она улеглась лошадиным телом у камина, и помешивала в нем несуразный котелок со смердящим варевом.

— Это точно поможет? — спросил я, потирая виски и цокая каблуками.

— Ну… — протянула Кентавряша.

— Ну?

— Должно.

— Как-то неубедительно.