Семья — папа, мама и девочка лет трех пьют лимонад за столиками в кафе.

В роскошном ресторане с бокалом вина сидят две девушки.

Девочки и мальчики в белых рубашках старательно пишут за партами в школе.

В уютной квартире немолодые, но симпатичные муж и жена смотрят телевизор.

С радостными неслышимыми возгласами выпрыгивают из самолета юные парашютисты.

Мужчина в просторном кабинете работает на огромном ноутбуке.

Картинки счастливой жизни в незнакомой России мелькали одна за другой. Казалось, сердце начало биться в ритме смены картинок.

Бам!

Вздрогнули все, даже господин Шарль.

Черный экран упал, как нож гильотины, на полуфразе оборвав музыку, под которую играли дети в парке.

Зазвучала другая музыка. Тревожная, пугающая.

Экран заливал красный свет.

Добрая сказка кончилась. Началась другая. Страшная.

Четкое, но черно-серое изображение. С трибуны размахивает руками, что-то неслышно выкрикивая, неприметный человек. Появляется картинка — портрет гражданина Робеспьера. Для тех, кто его не узнал: внизу, под картинкой, — подпись. Маленькими буквами, по-русски.

Беснующаяся толпа, топчущая людей. Гильотина, нож опускается безостановочно. Отрубленные головы падают в корзину, висят, капая ярко-красной кровью в руках палача, катятся по мостовой…

Съемки явно постановочные, но отсняты так натурально, что Флоранс не выдерживает и отворачивается.

Вот два здоровяка тащат к гильотине извивающегося Робеспьера. Удар ножа…

Снова резкий звук. Смена картинки.

Поле. Прямо на зрителя надвигается масса солдат. Сомкнутые ряды, ощетинившиеся штыками, они все ближе, ближе, ближе… Залп!

Флоранс, которая выбрала момент, чтобы взглянуть на экран, взвизгнула и спряталась обратно в одеяло, как в кокон. Один из черных эльфов, Роберт, уронил на пол полуразобранный автомат, по полу покатились детали. Господин Шарль медленно выдохнул сигарный дым.