Я почувствовал, как краснею. Было такое, чего врать?

– Бери, ты эти деньги честно заработал. – Ряжская толкнула конверт ко мне, тот по дороге зацепил пакетик, да так, что они оба оказались напротив меня. – Купи себе чего-нибудь. Например, приличные ботинки. Или костюм получше. А я пошла, мне сегодня до конца дня надо в еще один фонд успеть. Я там чек вручаю, на этот раз на науку. Времени на эти вещи уходит невероятно много, но благотворительность нужна. Сейчас без нее никуда. Тренд, надо соответствовать. Опять же налоговые льготы кое-какие. Так что – до встречи!

И она покинула переговорку, а я остался сидеть в ней. Конверт так и лежал на столе, причем мне даже не хотелось в него заглядывать. Не мотивация, говоришь? Ну-ну.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова Волконского.

– Ушла? – спросил он у меня.

– Отбыла, – подтвердил я. – Нести добро людям.

– Это она умеет, – хмуро сказал Волконский и вошел внутрь. – А это чего у тебя на столе? Саш, ведь тут не то, о чем я подумал?

– Нет, это не маракасы, – неуклюже пошутил я. – Дим, я не живу в твоей голове. Откуда мне знать, о чем ты думаешь?

– Деньги, – Волконский взял конверт и заглянул в него. – И хорошие деньги. Смолин, ты в своем уме? Прямо в банке, в переговорной держать левые «бабки». А если кассовая проверка? А служба безопасности?

– Дим, ты себя слышишь? – я даже вышел из навалившейся было на меня апатии. – Какая кассовая проверка, каким боком я к ней отношусь? А безопасность… И что они скажут? Даже не это главное. Кому? Семейству Ряжских? Ты же не дурак, понимаешь, кто данный конверт тут оставил.

– Н-да. – Волконский положил деньги обратно на стол. – Тоже верно. Но все-таки – убрал бы ты их все-таки. От греха. И так скажу – не дело это, Саша. Правда, не дело. Все понимаю – переходный период, ты вроде как фаворит новых собственников, тебе можно больше, чем остальным, но все-таки – не надо. Знаешь, есть порядок, есть регламент, и они должны выполняться при любых обстоятельствах. Это как флаг корабля – пока он не спущен, боевая флотская единица остается таковой и живет. Мне неизвестно, что там будет дальше и со мной, и с банком. Я просто каждый день делаю свое дело так, чтобы мне самому перед собой стыдно не было.

– Хорошо сказано, – без тени иронии сказал я и убрал деньги во внутренний карман пиджака, а после прихватил со стола и волос неизвестной мне госпожи Соломиной. – Я всегда тебя уважал.

– Врешь, – беззлобно ответил мне Волконский. – Поначалу ты меня недолюбливал, я знаю.

– А тебе до этого было дело? – рассмеялся я. – Плевал ты на мою нелюбовь с Пизанской башни.