В отчаянии Яся озиралась по сторонам. Все вокруг чужое! Чужой город, чужие улицы и дома, чужие люди… Уходящая в сторону гроза – не такая, как дома. Даже льющий на них теплый дождь – и тот пахнет по-другому!

Тут мечущиеся по сторонам глаза Яси наткнулись на старика-бабалао. Тот неожиданно нежно смотрел на свою правнучку, и его лукавый взгляд одновременно успокаивал и о чем-то… напоминал? Будто они оба знали им одним известный секрет – что все будет хорошо. Старик подмигнул девочке, опустился на корточки и прикурил большую сигару – мол, ты, внучка, действуй, а я посижу посмотрю…

И Яся мгновенно успокоилась. Мама зря так волнуется, все действительно будет хорошо. И папа к ним непременно вернется, и она обязательно сыграет ему «Грозу» так, как играла ее на причале… или даже еще лучше!

Впрочем, зачем ждать? Ведь ее скрипка сейчас здесь, совсем рядом!

Не теряя больше ни секунды, девочка выхватила скрипку из рук стоявшего неподалеку кубинца, нежно провела смычком по струнам, словно примериваясь, – и заиграла «Грозу». Вначале медленно, неуверенно – но постепенно набирая силу, она играла так, как ей всегда хотелось ее играть. Как вышло тогда, на Малеконе, – но в то же время совсем иначе.

Сейчас музыка тоже жила – но другой жизнью. Музыка не просто бурлила неистовым прибоем, гремела уходящей грозой, лилась яростным дождем и наотмашь била штормовым ветром – на это раз тон в ней задавали ноты, отодвигающие всю эту бушующую стихию на второй план. От этих нот, страстных и бурных, неожиданно веяло теплом домашнего камина, запахом любимой с детства еды, уютом родной постели и ласковым касанием матери, гладящей тебя перед сном… Музыка напоминала о простой, позабытой всеми истине – что любая, даже самая сильная и страшная буря скоротечна, а тепло домашнего очага согревает человека всю жизнь.

Яся играла, не отрывая глаз от папы, уходящего все дальше и дальше в темноту.

С неба по-прежнему лил дождь, но никто из присутствующих его больше не замечал.

Ночные тени почти проглотили Михаила, когда он наконец остановился – на самой грани тьмы. Несколько мгновений он стоял неподвижно, а затем закрутил головой, озираясь по сторонам, и, заметив вдалеке жену с дочкой, с недоуменным видом пошел к ним.

Вика прижала руки к лицу, одновременно смеясь и плача, а Яся упрямо продолжала играть и так сильно сжимала смычок, что побелели костяшки пальцев. И ее мелодия не стихала до тех пор, пока папа не оказался совсем рядом и не спросил:

– Вика, Яся, а почему вы такие промокшие? Я же просил вас взять с собою зонтики, обещали грозу…