– Я хотел бы побыть один, – негромко проговорил он.

Элрик, не отвечая, сел на камень рядом. Несколько минут они молчали, глядя в туман; вставала луна, и пелена над ущельем засветилась призрачным серебром. Вирр подумывал, не попросить ли Элрика уйти, но предпочел промолчать. Как ни хотелось ему врезать по чему попало, мальчик был рад компании.

– Ты не виноват, – заговорил вдруг Элрик. Вирр отозвался не сразу: эти слова почему-то распалили в нем холодную ярость.

– С чего ты взял, будто я виню себя? – процедил он.

Элрик не обратил внимания на его тон.

– Вижу. Ты сидишь здесь, перебираешь каждую минуту прошедшего дня и гадаешь, не мог ли поступить иначе и спасти друга. Ты винишь себя за единственную минуту, единственную ошибку. За случайность. – Он обратил к Вирру серьезное лицо. – Скажи, что я не прав, и я замолчу.

Вирр открыл рот, чтобы это самое и сказать, но не издал ни звука. Элрик был прав. Он действительно прокручивал в голове события дня и гадал, что мог изменить. Проклинал себя за то, что поднял шум, что в панике потянулся к сути…

Тяжело вздохнув, мальчик задумался над тоном Элрика.

– Ты говоришь так, будто это чувство тебе знакомо, – через силу заметил он.

Элрик безрадостно усмехнулся.

– В какой-то мере.

Вирр нахмурился.

– Что случилось?

Он не ожидал услышать в голосе молодого бойца боль. Сколько они были знакомы, тот выглядел обычным бахвалом и задирой.

Элрик смотрел в пропасть.

– Знаешь, как мы с Дезией попали ко двору?

– Без подробностей, – покачал головой Вирр. – Дезия сказала только, что король Андрас забрал вас после смерти отца.

Элрик кивнул.

– Мы жили с отцом, – тихо, вспоминая, заговорил он. – Тот был вассалом Геррена Тел’Ан: благородного происхождения, но без своего надела. Все Тел’Аны смотрели на него сверху вниз, но отец терпел ради крыши над головой и пропитания для нас.

Раз я играл с Лейном Тел’Ан. Обычно мы упражнялись с учебными мечами, но в тот день вскрыли оружейную и нашли себе настоящие. В четырнадцать лет учитель фехтования представлялся нам старым дурнем, не понимающим, что мы уже переросли игрушки.