Что-то мелькнуло на краю зрения, и он метнулся в ту сторону. На этот раз, входя в палатку, он знал: оно еще здесь. Дыхание спящих доказывало, что оно еще не закончило свою омерзительную работу.

Давьян невольно отступил, увидев наконец убийцу. Над койкой склонялась закутанная в черное фигура с кинжалом в руке. Только кинжал этот был не из металла. Клинок изгибался и колебался, выкованный из той же тени. Лезвие ласково коснулось горла лежащего, и кровь хлынула струей. Тварь бесшумно переместилась к следующей койке. Это неестественно текучее движение было слишком хорошо знакомо Давьяну.

Ша’тес!

Тот замер. И медленно развернулся к мальчику.

Давьян остолбенел. Видеть его это существо не могло – тварь насторожило что-то другое. Это еще не сбылось. Его на самом деле там не было.

Из-под черного капюшона донеслось влажное хлюпанье. Ша’тес склонил голову и двинулся к Давьяну – не прямо, а так, как двигается ловящая след собака. Или как двигался Оркот.

– Я чую тебя, шалис, – прошептала тварь. Голос был низким и шершавым, как наждак.

Перепуганный Давьян сжал кулаки. Тварь не могла о нем знать. Но она все приближалась к окаменевшему мальчику, пока не остановилась прямо перед ним. Заглянув под капюшон, Давьян увидел кошмарное лицо. Бледную кожу крест-накрест рассекали бесчисленные шрамы, а глаза были пугающе человеческими и слепо, но сосредоточенно таращились прямо на мальчика. Изуродованные губы презрительно кривились.