отметил Гаш.
Он не старится. Ты стареешь.
– Это правда, – признал Диадан. – Мне уже не угнаться за ним, как когда-то. Но таков наш жребий. Я не ставлю ему в упрек вечную юность, как он не ставит мне в упрек мою наружность. – Диадан улыбнулся своему королю.
Это правда,
признал Диадан.
Мне уже не угнаться за ним, как когда-то. Но таков наш жребий. Я не ставлю ему в упрек вечную юность, как он не ставит мне в упрек мою наружность.
Диадан улыбнулся своему королю.
– Речь не об упреках, – тихо возразил Гаш. – Речь о том, чего пожелал бы каждый – каждый человек. О возможности вернуть молодость, навсегда остаться в поре расцвета. Обрести знание и мудрость, не утратив телесного здоровья. Возвратить юную силу, утраченную дряхлым телом. Предложи я тебе такой дар свободно и без условий, принял бы ты его?
Речь не об упреках,
тихо возразил Гаш.
Речь о том, чего пожелал бы каждый – каждый человек. О возможности вернуть молодость, навсегда остаться в поре расцвета. Обрести знание и мудрость, не утратив телесного здоровья. Возвратить юную силу, утраченную дряхлым телом. Предложи я тебе такой дар свободно и без условий, принял бы ты его?
Диадан не раздумывал.
Диадан не раздумывал.
– Принял бы.
Принял бы.
Гаш, кивнув, обернулся к Аларису.
Гаш, кивнув, обернулся к Аларису.
– Я знаю, что у тебя на сердце, Аларис. Дай ему дружеский совет, и посмотрим, доверяет ли он твоей дружбе.
Я знаю, что у тебя на сердце, Аларис. Дай ему дружеский совет, и посмотрим, доверяет ли он твоей дружбе.
Аларис застонал про себя. Диадан давно мечтал об этом самом даре, и они не раз толковали, что он несет с собой. Только в этом, одном-единственном, друзья не могли сойтись.